Владимир Набоков в своём автомобиле, 1958 г. Источник фото: http://i12bent.tumblr.com/page/1009

Ровно 40 лет назад, 2 июля 1977 года, в Швейцарии скончался Владимир Набоков. По просьбе „Берегов“ наши авторы коротко ответили на три вопроса о Набокове и его книгах. Отвечающие расположены в алфавитном порядке.

Сыграли ли набоковские тексты какую-либо роль в вашей „авторской“ жизни?

Сергей БИРЮКОВ (Галле), поэт, переводчик, доктор культурологии.
К сожалению, я довольно поздно познакомился с прозой Набокова, поэтому говорить о каком-то прямом  влиянии не приходится. Но косвенное вполне возможно! Вообще трудно говорить со всей определенностью, что на нас влияет, а что нет.

Татьяна ДАГОВИЧ (Унна), прозаик, поэт, преподаватель, лауреат „Русской премии“-2017.
Не только в авторской. Первое время в Германии я подрабатывала частными уроками русского и французского языков, и иногда, особенно из-за «несовременного» французского, чувствовала себя будто бы провалившейся в ситуацию набоковских героев – почти сто лет спустя. Это было забавно и весело – своеобразная литературная игра. Я даже немножко узнавала в Германии двухтысячных Германию Набокова. Но важнее другое. В моменты сомнений именно Набоков давал надежду: писать вне языковой среды – возможно. Главное – не останавливаться. А его роман «Дар» кажется мне полезным произведением для начинающих авторов в целом: это очень честный текст о творчестве, вплетённом в жизнь.

Александр ДЕЛЬФИНОВ (Берлин), поэт, журналист.
В юности на меня сильное впечатление произвели тексты Набокова, которые я читал по мере их публикации в СССР в перестроечное время, а частично еще успел в самиздате застать. В то время язык Набокова звучал освежающе, как из параллельного мира, из иной России, где сбылись волшебные мечты – но куда уже никому не попасть. Подражать Набокову я никогда не пытался, но некоторые его романы перечитывал по несколько раз, а переехав в Берлин, перечитал еще раз. Мне всегда казались странными упреки Набокова в холодности, механистичности или снобизме – по-моему, это очень добрый, но напрочь лишенный советской глупости и завиральной „добренькости“ писатель. На меня в определенной мере повлияли стихи Набокова. Это я ощущаю, хотя затрудняюсь уточнить, как именно. Кроме того, врезалась в мозг финальная фраза „Защиты Лужина“ и в самое неожиданное время приходит и мучает меня наяву: „Дверь выбили. „Александр Иванович, Александр Иванович!“ — заревело несколько голосов. Но никакого Александра Ивановича не было“.

Евгения ДОБРОВА (Москва), прозаик, поэт, драматург, преподаватель.
Писателя с фразовым мышлением мы обычно называем словом „стилист“. Писателя с сюжетным мышлением – „хороший рассказчик“. Мне всегда были близки авторы и тексты первого типа. Они провоцируют мыслить фразами. Произведения Набокова – блестящие, виртуозные образцы фразового мышления. Это бешеный витамин красоты.

Алексей МАКУШИНСКИЙ (Майнц), прозаик, поэт, эссеист, лауреат ряда литературных премий.
Мне было семнадцать лет, когда умер Набоков. Я еще успел прочесть его – как почти современника; еще успел ощутить его живое присутствие в литературе и в мире. Где-то там в Швейцарии есть Набоков… какое счастье… В моей „авторской жизни“ он сыграл роль величайшую; были эпохи, когда он значил „все“ для меня.  Набоков, как известно, терпеть не мог Томаса Манна. А это были, наверное, две самые яркие звезды на небосклоне моей молодости.

Борис ШАПИРО (Берлин), поэт, переводчик, прозаик.
Да, сыграли. Я понял, что не люблю его так же как не люблю Достоевского, хотя и по разным причинам. Не люблю Набокова, потому что он не любит своих персонажей, не сопереживает им душой. Он жесток по отношению к ним, он нанизывает их как насекомых на иголки в коллекцию. Не люблю и не хочу быть писателем по-набоковски. Не люблю, но считаю опыт чтения Набокова и его присутствия в литературе абсолютно необходимым. Не люблю, как касторку, но считаю, что её нужно знать, и что она необходима в арсенале медицинских средств для приведения себя в надлежащий порядок. Считаю, что присуждение ему Нобелевской премии было бы правильным.

Есть ли у вас его любимый роман/рассказ?

Сергей Бирюков
Из наиболее заинтересовавших меня вещей Набокова – это, пожалуй, „Дар“.

Татьяна Дагович
Набоков – разносторонний автор, иногда я воспринимаю его произведения почти как произведения разных авторов. Поэтому не могу остановиться на чём-то одном. В некоторые моменты «Приглашение на казнь» было любимым произведением Набокова, в другие – «Машенька», а сейчас – роман «Защита Лужина» с его деликатным погружением в безумие.  Возможно, через пару дней всё изменится. А вот самое страшное произведение Набокова для меня – «Отчаяние». Здесь не может быть сомнений. (Разве что… «Лолита»?)

Александр Дельфинов
Когда я читал тексты Набокова впервые, наибольшее впечатление произвели рассказы „Ультима Туле“, „Сказка“ и „Посещение музея“, романы „Камера обскура“ и „Приглашение на казнь“. Но сейчас у меня в сознании существует некий „общий текст“ Набокова, и это не самый важный текст, я не ощущаю его актуальным. Вспыхнувший в последнее время неонабоковедческий интерес мне чужд. По набоковским маршрутам в Берлине ходить неинтересно было бы мне, но я рад, что литература Набокова не уходит и по-прежнему нервирует, привлекает и гипнотизирует. Мой любимый, однако, текст его – поэтический и называется „Лилит“.

Евгения Доброва
„Лолита“, но и не только.

Алексей Макушинский
„Дар“, „Приглашение на казнь“, „Другие берега“, „Облако, озеро, башня“

Борис Шапиро
Да, есть

Набоков для вас русский, немецкий или американский писатель?

Сергей Бирюков
Сам Набоков говорил, что его голова говорит по-английски, сердце – по-русски, а ухо (у него оно тоже говорит!) – по-французски. Кажется, получился такой интер- или транс-писатель. В прозе это вероятнее, чем в поэзии. В стихах Набокова сердце выдает себя.

Татьяна Дагович
Вопрос обоснованный, но не для моей «системы литературных координат». Может быть, из-за того, что в детстве я читала слишком много переводных книг и в моём сознании не сформировалось чёткой границы между переводными и собственно русскими текстами. Писатели стали для меня отдельным народом, который доказывает остальным людям: у нас больше общего, чем различий. В таком случае Набоков принадлежит к особому, литературному народу.

Это не означает, что физическая родина и места скитаний Набокова не имеют значения, наоборот, они имеют огромное значение – как и всё остальное: характер, опыт, судьба, пол и, в первую очередь, дар. В произведениях Набокова чувствуется влияние разных литературных традиций – взаимодействие их делает тексты неповторимыми. Однако не только оно.

Александр Дельфинов
Набоков, если вы не знали, по-русски говорил с английским акцентом ощутимым. Это хорошо слышно на одной аудиозаписи, где он читает свои стихи сам. Полагаю, это пример межкультурного автора, билингвального – такой тип, который стал распространен в наше время, когда границы меньшее значение имеют, чем в набоковскую эпоху. Жаль, что я не билингва! Но стих, посвященный Владимиру Владимировичу, у меня есть:

Владимир Набоков был злой энтомолог,
Он бабочек в Ницце жестоко ловил,
Домой приносил штук по тридцать, по сорок,
И самых красивых „Лолитой“ давил.
Бывало, в сачок угодит подалирий,
Набоков уж рад, предвкушая кошмар,
И впав в наркотический мрачный делирий,
Живым он суёт подалирия в „Дар“.
А то махаона заманит в ловушку,
Иглою приколет на белом листе
И на ночь положит к себе под подушку –
На казнь приглашает, смеясь в темноте.

Евгения Доброва
Мой Набоков – это русский писатель.

Алексей Макушинский
Немецкий? Я думаю, сам В.В. оскорбился бы этим вопросом. Все, что угодно, только не немецкий. Набоков для меня русский писатель, перешедший на английский язык. Английский язык принес ему мировую славу, но эта слава была куплена дорогой ценой (что он и сам, мне кажется, понимал). При всей красоте и блеске его английских текстов, им все же недостает чего-то важнейшего, что есть в русских романах, русских рассказах. Грустно говорить об этом, но заметно какое-то „убывание души“ в позднем Набокове. Впрочем, это большая и сложная тема.

Борис Шапиро
Вопрос бредовый. Настоящий писатель всегда над-национален. Наднационален, как Набоков, как мои любимые Руми, Ли Бо, Хайям, Борхес, Маркес и Шиллер, и Толстой (Лев, конечно), и многие-многие ещё.