Рассказ опубликован в журнале „Берлин.Берега“ — №2/2020
Рассказ опубликован в журнале „Берлин.Берега“ — №2/2020
Гусеницы в голове
Я осталась одна, совершенно одна! Муж покинул меня. Ещё вчера мы вместе покупали продукты, а сегодня с утра он собрал вещи, пока я спала, и ушёл. Квартира тут же стала велика и болталась на мне как прочно вошедший в моду ненавистный оверсайз. А я болталась в ней, периодически заглядывая в холодильник в поисках утешения. Он, к сожалению, оставался прежних миниатюрных размеров. Я никогда не жила одна, и сейчас от отчаяния пульсировала каждая клетка моего организма. «Алеся, как мне жить без Мужа?» — в порыве чувств спросила я бездушного виртуального ассистента, приобретённого когда-то Мужем вопреки моему желанию. По кругу колонки пробежали разноцветными огоньки, свидетельство того, что меня услышали, но ответа не последовало. Меня и раньше настораживало, что в нашем доме появилась ещё одна «женщина», ограниченность которой я воспринимала исключительно, как нежелание контактировать именно со мной, в то время как в разговоре с Мужем она всегда пыталась быть полезной. Но сейчас-то могла бы проявить хоть чуточку своей виртуальной женской солидарности! «Алеся, как мне жить дальше?» — раздражённо повторила я. На этот раз она стала бодро воспроизводить песню «Я не знаю, как мне дальше жить» группы «Воровайки». Сволочь!
Напряжение нарастало. Что делать? Для начала выпить и успокоиться. Или нет, сначала лучше успокоиться, а потом с относительно лёгким сердцем выпить. Решение насущных проблем хорошо отвлекает от печальных мыслей. Так, деньги! Небольшой запас налички, накопленный в результате случайных заработков за последние годы (я заглянула в полость проигрывателя винила, куда предусмотрительно запрятала её на случай ограбления квартиры), — есть! Пересчитала — на первое время хватит. Теперь аренда квартиры. Муж, помнится, говорил, что заплатил за квартал вперёд, так что в ближайшие три месяца можно не беспокоиться. Как пусто внутри, тяжело вздохнула я. Не представляю, как я смогу преодолеть это испытание. А если и не смогу вовсе? Тут почему-то сразу возникла в голове бутылка вина. Сейчас мне сможет помочь только лучшее. Я отвлеклась от своего горя и предалась размышлениям. Бордо? Нет, не для такого случая. Бургундия? Да, пожалуй, она всегда уместна. Красное? Нет, не в такую жару. Однозначно белое. Что-нибудь из региона Шабли? Нет, слишком легкомысленно. Надо брать южнее. Определюсь на месте. И лучше не одну, а две. Самообман до добра ещё никого не доводил. И социум, мне просто необходим социум! Как человек, который по жизни всегда представлял собой откровенного антимизантропа (или как это правильно называется? В общем я люблю людей) я уже ощущала на себе тлетворное действие одиночества. Я присмотрелась к отражению в зеркале. Да, определённо: лицо потухло, кожа на лбу начала шелушиться, волосы утратили блеск. Я вызвонила персональную службу спасения в лице пары надёжных друзей, которые смогли бы внимать моим рассказам о коварной судьбе, сокрушённо покачивая головами, и исступлённо отдалась их утешениям. Утешения затянулись, и домой я вернулась только спустя пару «беспробудных» дней. Квартира великодушно приняла меня в свои объятья, и с тех пор надолго не выпускала. Дома всё-таки лучше. А на душе, как и прежде, погано. Погано, да ещё и с хмельным душком.
Вопрос «Как жить дальше?» висел повсюду как сохнущее на паутине верёвок бельё в лабиринтах коммуналок. Я бесцельно перемещалась по квартире, уклоняясь от него, отмахиваясь руками, открывала настежь окна, надеясь, что порывы горячего воздуха, пронизанного спелыми летними запахами, выдворят его за пределы дома. Однако получалось наоборот — за пределами дома оказывалась я. Один жадный вдох — и я в бабушкином огороде: жмётся к стене дома терновый куст, слева толпятся вишни, перешёптываются на ветру зардевшиеся яблони, подставляют солнцу бледные бока распластанные на земле патиссоны. Запах сушёных яблок и сена, монотонное жужжание пчёл, дымок от затопленной бани… Мне здесь хорошо и спокойно. Как в детстве. Но всегда приходится возвращаться. Дома я оказывалась спустя несколько часов, и первое, что я видела — всё тот же не навистный вопрос «Как жить дальше?». И так изо дня в день.
Ночами я долго не могла заснуть, ворочалась, подо мной тихо постанывала кровать. Спать одной после пятнадцати лет замужества непросто. Я всегда покушалась на половину Мужа, сейчас препятствий нет, но я почему-то, завернувшись в одеяло, и оттого напоминая жирную гусеницу, лежала исключительно на своей. Тоскливо. Я прислушивалась к звукам, гуляющим по комнатам, и не знала, издаёт ли их сама квартира или… Нет, ну какие ещё призраки, духи и домовые! Все эти спиритические сеансы — это просто трюкачество, рассчитанное на легко поддающихся внушению людей. Я не такая. Конечно же, это просто квартира. Престарелая квартира, которая, вероятно, просто сетует на своё здоровье. Я дала ей имя и с тех пор уважительно величала Изольдой Генриховной. Мне она представлялась приятной дамой аристократических кровей, хорошо воспитанной, но своенравной. Днём она нетерпеливо стучала по стёклам, как недовольный посетитель бара по столику, которому никак не принесут выпивку (и я спешила к окну проверить, не пошёл ли дождь), иногда возмущённо хлопала окнами (ох и норов!), а ночами поскрипывала, расправляя затёкший паркет и по-старчески тяжело выдыхала через приоткрытые дверцы антикварного шкафа. Я поглаживала её по шершавым стенам, и она успокаивалась. С ней мне было не так одиноко.
Пройдя недельный этап адаптации к новой жизни, я снова оказалась в пятнице. В этот день недели одиночество ощущалось особенно остро на фоне царящего в городе лёгкого возбуждения и предвкушения веселья. Я выбралась на нашу террасу, на плечи утомлённо взгромоздилась жара. С улицы доносился смех; компании молодёжи, разгорячённые летом и гормонами, шумно текли в сторону центра. Их лица привлекли меня своей дерзостью, жизнерадостностью и какой-то ещё пока необузданной уверенностью в том, что они покорят этот мир. Не сегодня (сегодня только веселье), но, возможно, уже завтра. Я почувствовала, что во мне что-то встрепенулось, зашевелилось и стало стремительно перемещаться, пока не достигло сердца, от чего оно учащённо забилось. Вдруг захотелось заполнить собой весь мир, во мне распалялось желание деятельности, росла необходимость срочно всецело отдаться любимому делу. Правда, сначала предстояло выяснить, какому. Меня так захватила эта идея, что я не могла долго заснуть и перебирала в голове, какое увлечение мне больше к лицу. Рисование? В первом классе я ходила в кружок ИЗО, преподаватель меня очень хвалил. Жаль, что я это забросила, могла бы уже наверняка стать известным художником. Но и сейчас не поздно начать! Гоген, например, занялся живописью в тридцать пять, не имея никакого художественного образования. Хотя нет, Гоген не самый удачный пример, востребованным-то он стал только после смерти. А я себя знаю, я так долго ждать не смогу. Или знаменитая бабушка Мозес! Вернулась после смерти мужа к рисованию и тут же стала популярной, и это в её 78! Я буду вставать с первыми лучами солнца и бежать в парк, чтобы уловить ТО САМОЕ мгновение! Думаю, мне ближе всего импрессионизм. Или экспрессионизм? Постоянно путаю. Нет, экспрессионизм — это про кричащее и болезненное. Мне по душе что-то более лёгкое, мимолётное. Наверно я стану как Моне (или Мане? Нет, Мане — люди, Моне — пятна), найду свои кувшинки и буду писать их всю оставшуюся жизнь. Я неутомимо выстраивала потенциальные истории своего успеха и заснула, когда уже начало светать.
На следующее утро будильник, заведённый на пять, я не услышала, проснувшись только в одиннадцать. Нет, ранние подъёмы не для меня. К тому же я читала, что американские учёные доказали: вынужденное пробуждение может негативно сказаться на психическом здоровье человека, а у меня и так стресс на стрессе (то интернет не работает, то Муж оставит, то камушек из нового кольца выпадет), да и по хронотипу я скорее сова. Значит буду рисовать картины в знойный полдень. Пока все трудятся в своих душных офисах, я буду стоять в благостном уединении с кисточкой в руках и дышать летом. А как же зимой? Дышать зимой тоже звучит романтично. Мохнатые снежинки цепляются за волосы, щеки горят на морозе, под ногами похрустывает снег… Ну, до зимы ещё дожить надо! Однако пока я собиралась в парк, день расплавленной массой перетёк в вечер. Вдалеке заворчал гром. Раз такое дело, можно начать с натюрморта. Я поставила вазу с цветами на фоне драпированной ткани, которой послужил мой шарф, рядом со старательной небрежностью разложила яблоки, принесла блюдо с увесистыми гроздьями винограда. Но на этом я была вынуждена прерваться, так как с прискорбием осознала, что в пылу вчерашней эйфории совершенно забыла за казать краски. Обидно, придётся отложить — минимум до завтра.
Дефицит общения проявлялся у меня по-разному. На Алесю по понятным причинам я ставок не делала. Сначала я разговаривала с Изольдой Генриховной, но она только вздыхала в ответ или несогласно щёлкала где-то в утробе газовой колонки, поэтому пришлось переключиться на более энергичного собеседника. За беседой с самой собой время пролетало незаметней, а на душе становилось легче. Я могла с собой заговорщически шушукаться, обсуждать животрепещущие темы, внезапно перейти на иностранный или на личности, поспорить, одёрнуть, поругаться или даже обидеться, ненадолго замолчав. Всё-таки непростой я человек, но ведь интересный, и любую тему поддерживаю с удовольствием. Перед сном я часто лежала и думала, где сейчас мой Муж, и, существует ли вообще это место? Меня терзали сомнения. Порой мне казалось, что мир ограничивался пределами нашей квартиры. Последнее, что я видела, засыпая, — промелькнувший по стене и исчезнувший где-то за шкафом свет от фар проезжающей мимо дома машины. Изольда Генриховна недовольно крякала и погружалась в сон. Ещё один день прожит.
Через день раздался звонок в дверь. «Фрау Kö? — спросил запыхавшийся мужчина в жёлто-красной форме. Я неуверенно кивнула. Он протянул мне коробку. — Распишитесь, пожалуйста». Наконец у меня есть всё необходимое для начинающего живописца! Жаль, что виноград к тому времени сильно поредел, да и цветы окончательно приуныли. Провозившись два часа и съев в процессе моих мытарств все ягоды из натюрморта, я пришла к выводу, что рисование не сможет скрасить мои будни и стать призванием. Получилось неплохо, задатки есть, я это определённо видела, но с чего я взяла, при моей неусидчивости, что мне это подходит?! Я же ещё в детстве променяла художку на танцевальный кружок. Я всегда любила танцевать! Под звуки музыки внутри меня словно пробуждались неведомые существа, которые настырно лезли наружу, двигали моё тело, отрывали от реальности… Может, мне стать балериной? Я подошла к зеркалу, скользнула взглядом по выразительным формам, с трудом дотянулась руками до пола, проверяя гибкость, вздохнула — нет, пожалуй, поздно. Иначе непременно были бы все шансы оставить след в истории танца.
После добровольного заточения я начала изредка выбираться на улицу. Ноги неизменно тащили меня по тем же маршрутам, по которым мы ходили с Мужем. Вдвоём идти было куда веселее. И медленнее. Теперь по улицам я неслась, торопливо поглядывала на часы, словно где-то меня уже заждались, деловито поправляла наушники, прислушиваясь к чему-то важному, нетерпеливо теребила телефон — не иначе как в ожидании важного звонка. Никто не должен заметить мою растерянность, я вся в делах, востребована и счастлива. Как назло мне попадались навстречу исключительно пары, на которые я бросала завистливый взгляд, короткий, потому что некогда… Наверно, одинокие люди были вытеснены из центра более успешными соплеменниками, и вынужденно обитали сейчас в отдалённых районах города, виновато прятали глаза от официанта, заняв столик, рассчитанный больше чем на одного, возвращались домой до наступления темноты во избежание неприятных инцидентов. Вот и я спешила. На этот раз к Изольде Генриховне. В ушах отбивала ритм глухая тишина, потому что наушники в ушах были, а музыки в них не было.
А может мне освоить какой-нибудь музыкальный инструмент? Помню, в детстве я проявляла интерес к пианино. В гостях никогда не упускала возможность хаотично пробежаться руками по клавишам. У меня выходило нечто похожее на Стравинского, хотя, конечно, о его существовании я тогда ещё не знала. И пальцы у меня длинные и тонкие. Эстетическая составляющая — тоже ведь немаловажно. К тому же я слышала, что музицирование успокаивает, а мне сейчас это крайне необходимо. Я смогу скрасить свои долгие вечера токкатами Баха, «Лунной сонатой» Бетховена и «Каноном в ремажоре» Пахельбеля. Это просто прекрасная идея! Тем более сейчас можно найти уйму обучающих видео в интернете, и недорогой синтезатор купить не проблема. А потом я смогу проводить целые музыкальные вечера и играть, смущаясь восхищённых взоров друзей.
Спустя пару дней от музыки пришлось отказаться. Ну или по крайней мере оставить до лучших времён. Я честно предпринимала попытки освоить инструмент, но выяснилось, что все эти «тутóриалы» сняты не для того, чтобы помочь таким ищущим себя людям, как я, а чтобы выпускники музыкальных учреждений смогли покрасоваться на публике и продемонстрировать свои навыки. В общем, с синтезатора я теперь заботливо стирала пыль и лишь изредка касалась его клавиш, воспроизводя единственный разученный мною за это время «Собачий вальс». Ну, хотя бы узнала, что в разных странах его называют по-разному (мой девиз — расширяй кругозор при любой возможности). Музыкальный вечер я всё ещё не готова устроить, но, по крайней мере, смогу ввернуть как-нибудь в светской беседе, что «Собачий вальс» также носит название блошиный, ослиный и даже котлетный! А в Японии эту незамысловатую мелодию называют «Нэко Фундзятто». Я долго крутила эту фразу на языке, в голове плыли картинки с гейшами, чайными церемониями и самураями, совершающими сэппуку в знак верности своему даймё. Разочарование пришло ко мне с переводом, оказалось, что это значит «Я наступил на кошку». Всё равно надо запомнить, где-нибудь пригодится.
Новый день принёс мне свежую идею. И вот я уже кропотливо мастерила украшения из бисера. Во все времена ценились изделия ручной работы, рассуждала я, это прекрасная возможность не только продемонстрировать свои дизайнерские способности, поделиться с миром частичкой себя, но и занять свою нишу на современном рынке. Я открою небольшой онлайн-магазин, и люди со всего мира смогут заказывать мою бижутерию. Меня переполняла гордость при мысли, что в разных уголках света я буду встречать модниц в моих серьгах, браслетах, бусах… И почему в тот момент я не вспомнила, что усидчивость — не мой конёк? По крайней мере, это сохранило бы мне день и подушечки пальцев, пострадавших в неравном бою с иголками. Я гордо, словно медаль «За трудовое отличие», надела выстраданную фенечку на руку. С такой скоростью рынок я не покорю, зато себе подарок сделала. Я улыбнулась, во всём надо находить плюсы.
По вечерам я провожаю закаты. Даже когда солнце скрывается за серым плотным балдахином угрюмых облаков, я стою на балконе и жадно смотрю в точку, где обычно исчезает светило. Моё воображение дорисовывает недостающие детали. Мне кажется, как только люди устают восхищаться этим миром, мир избавляется от них. Раньше мы смотрели на закат с Мужем. Интересно, какие закаты у него сейчас, и не забывает ли он любоваться ими? Надо мной с восторженным криком носятся стрижи, я смотрю на их безумные пике в ржавом, взбитом крыльями, небе, и понимаю, что эти птицы самые счастливые на свете. Сквозь терракотовые лоскуты заката ещё виднеются голубые полоски неба. Но с востока уже неумолимо наползает гранитной плитой чёрная туча. Скоро небо задержит дыхание и погрузится в темноту.
Так прошли три недели. Между делом было прочитано пять книг, в интерьере Изольды Генриховны появился ещё один музыкальный инструмент (да-да, гитара у меня уже была, но от струн ужасно болели пальцы), лежали без дела художественные принадлежности, на полу там и тут поблёскивал бисер. Надо признать, издержки поиска себя внушительные, особенно при нулевом результате. И когда я умудрилась-таки себя потерять? Не может же быть, чтобы человек ни на что не был способен? Или я исключение? Быть особенной, несомненно, приятно, но не тогда, когда речь заходит о недостатке талантов. Нет, это невозможно! Да, очевидно, мне не даются те вещи, которые надо делать руками, но я неглупа, креативна и хорошо умею ладить с людьми. Думаю, что не лишена эмпатии. И я всегда хотела изменить мир к лучшему. Может быть, податься в волонтёры? И даже поехать в Африку? Мне всегда было интересно побывать в Африке! Наверно, пребывание там будет не самым простым, но зато я прочувствую жизнь ярче, тоньше, найду новые смыслы. Возможно, я даже смогу написать потом про это книгу. «Поглощённая Африкой», или нет, лучше «Возрождённая Африкой». В своих фантазиях я уже ходила в цветастых хлопковых платьях, играла с обездоленными детьми, спасала слонов от браконьеров, когда вдруг раздался звонок в дверь: Муж из командировки вернулся! Африка отменяется
Durch die weitere Nutzung der Seite stimmst du der Verwendung von Cookies zu. Weitere Informationen
Die Cookie-Einstellungen auf dieser Website sind auf "Cookies zulassen" eingestellt, um das beste Surferlebnis zu ermöglichen. Wenn du diese Website ohne Änderung der Cookie-Einstellungen verwendest oder auf "Akzeptieren" klickst, erklärst du sich damit einverstanden.