Подборка опубликована в журнале „Берлин.Берега“ №7+/2019
Елена Иноземцева
* * *
Так выйти из комнаты трудно,
и даже не знаешь, зачем.
Мобилка, подземка, маршрутка,
тяжелая связка ключей.
А улица, словно верёвка,
потянет тебя за собой:
маршрутка, киоск, остановка…
И близкою пахнет зимой.
Протиснешься боком, неловко,
и смотришь, как будто в кино:
маршрутка, киоск, остановка,
небес золотых полотно.
На девушку — жемчуг, и веер,
и шлейф дорогих сигарет —
не выспавшись, смотрит Вермеер,
в шотландский закутавшись плед.
А люди — кто в думе, кто в дурке,
а кто — в летаргическом сне.
и звёзды умрут, как окурки,
упав на коричневый снег.
* * *
вот рута, говоришь, а вот шалфей…
налей мне чаю терпкого, налей
в стакан с японской трещинкой по краю,
а может, просто в чашку голубую
без трещинок… здесь снова ветры дуют,
и как уснуть с такими-то ветрами.
вот рута… за бессонными ночами
живут дома, пронизаны печалью,
как сквозняками: кухня, коридор…
там варят чай с душицею и мятой,
в нём есть ещё какой-то привкус внятный,
и на столе лежат карандаши,
тетрадь, свет лампы, ароматы чая —
в нём зверобой и нотка молочая,
календула, и прочий летний сбор.
и только рута, горестная рута —
о ком она? влилась в чужое утро…
о ком уже не вспомнить почему-то?
о ком она? — пожалуйста, скажи
* * *
Купить хурмы и мандаринов
и слушать слушать первый снег:
как он скрипит под сапогами
прохожих, как лежит тихонько
на крышах и на проводах,
как он кружит-кружит-летает
под жёлтым взглядом фонаря…
Ты подыши на эту память —
проделай дырочку в ледышке,
смотри-смотри в себя, как в космос,
в котором снег замёл все звёзды.
Что ты там видишь? — Ничего…
You´re in the army now
они говорят мне:
пора отправляться
они называют мне пункт назначенья
нет нет — говорю я:
в дремучие дебри
в лесах Амазонки
честнее и чище
отправьте меня — говорю я — к индейцам
к счастливым Пираха
не знающим чисел
но матери смотрят в молчаньи суровом
пора уходить — говорят мне их взгляды —
пора отдавать нам долги: мы рожали
в кровавом мученьи
и смерть была рядом
нет нет — говорю я:
отправьте в пустыню
босым на горячий песок
власяницу
набросьте на плечи
и хлеб отберите
оставьте лишь воду
и долгие годы
под жалящим солнцем
в пустыню — в молитву
пора — говорят мне отцы —
отправляйся
в пустыню
откуда не все возвратились
к камням и домам извергающим пламя
и к дымным глазницам покинутых окон
когда ты вернёшься
ты станешь таким же:
суровым и сильным
и мёртвым и мёртвым
нет нет — говорю я:
топор мне не нужен
и нож мне не нужен
и меч мне не нужен
и стрелы, и лук, и ружьё не нужны мне
в рюкзак за спиной
не поместится бомба
верните мне в руки букетик сирени
который сорвал по дороге к любимой
пора — говорят мне они — отправляться…
* * *
Все хорошо,
Никто не прилетит:
Ни марсиане, ни юпитеряне,
Ни жители совсем иных галактик
На чёрных кораблях без парусов.
Под парусами белыми эскадра
Не подойдёт однажды к побережью,
Не высадятся воины на берег
В доспехах, с ружьями и перегаром рома.
Всё будет хорошо…
Не запылают
Костры по городам чумной Европы,
Останутся целы библиотеки,
А также Хиросима с Нагасаки.
Всё будет хорошо на этом свете —
Не вымерли бы только динозавры…
* * *
ты смотришь туда где ты был молодым
а годы — что вóды… так много воды
и всё утечёт в мировой океан
а может и дальше в моря марсиан
а может и вовсе в иные миры
с другой стороны нашей чёрной дыры
* * *
(пиратская колыбельная)
Какие ветры скажут, как мне быть..
Куда, в какую сторону мне плыть?
Где золото рассыпано по дну,
а где найду жемчужину одну,
но стóящую целых городов…
В одном из захолустнейших портов
корабль мой опустит паруса.
Мне будут сниться реки и леса,
забытые, покинутые мной —
всё ради той жемчужины одной.
* * *
ты помнишь кетчуп с майонезом?
сосиска стыла на морозе
и Северянина поэзы
в условиях житейской прозы
мы были словно Робинзоны
наш зимний город точно остров
как нелегко дышать озоном
двадцатилетним — в девяностых
над привокзальною толкучкой
спят летаргически высотки
прогульщики могучей кучкой
идут за водкой
где это всё где слёзы-розы
Агата Кристи Цой Алиса…
остался только зимний воздух
холодный чистый