Статья опубликована в журнале „Берлин.Берега“ №2/2017 (5)

«Межкультурная литература»/Interkulturelle Literatur — спорный термин, над которым ломают головы не только литературоведы, но зачастую и сами авторы. Если для первых проблема состоит в сложности классификации и согласовании единой терминологии, то для вторых это вопрос самоопределения и творческого ориентирования. «Литература русского зарубежья», «литература изгнания», «эмигрантская литература» — в дополнение к этим классическим понятиям за последние пятнадцать лет в литературоведение пришли концепции «мультикультурной литературы», «новой мировой литературы»¹, «литературы в движении»², «гибридной литературы» и многие другие попытки описать новейшую литературную динамику.

Какова она, эта новейшая литературная динамика межкультурной литературы, и чем отличается она от динамики «эмигрантской литературы» прошлого века или национальной литературы, примкнуть к которой мечтают многие русскоязычные авторы за рубежом? Как бы ни разнились подходы литературоведов к изучению межкультурной литературы, выделить общие тенденции не составляет труда: творчество авторов, пишущих в контексте двух и более культур, стремительно развивается в противовес национальной, «канонической» литературе. В то время как национальная литература предполагает творчество в рамках единого языка, культурного контекста и определённых географических и геополитических сфер влияния, «межкультурная литература» сама генерирует своё (меж)культурное и (меж)языковое пространство, на ходу создавая критерии для самоопределения. Национальная литература, построенная на иерархии родного языка, народности, территориальной принадлежности, до недавнего времени вытесняла произведения межкультурных авторов на периферию. Однако можно с уверенностью заявить, что эта ярко выраженная асимметричность начинает сходить на нет, и обусловлено это, в первую очередь, феноменами нашего времени — глобализацией, стремительным развитием технологий, помогающих если не стереть границы между территориями, культурами и временем, то, как минимум, максимально ускорить их пересечение. Миграция (которая представляет собой явление, уходящее корнями в глубокую древность) и, особенно, сопровождающая её мотивация, также играют важнейшую роль при симметрировании национальной и межкультурной литератур.

Если политически мотивированная эмиграция, зачастую предполагавшая необратимый разрыв с родиной, не помешала авторам двадцатого века продолжать не только сопоставлять себя с русской культурой и литературой, но и стать одной из её важнейших составляющих, то в случае с литературой современных авторов, нередко эмигрировавших по доброй воле, дело обстоит значительно сложнее. Кто мы и для кого мы пишем? Кто те люди, которым бы стало интересно нас читать? Где наше литературное «пристанище», тот конечный пункт назначения, где талантливые тексты найдут своё признание? Авторам, живущим и пишущим между двух и более культур, зачастую не представляется возможным дать однозначные ответы на эти вопросы. Однако ответы могут дать их тексты.

Читая тексты русскоязычных авторов, живущих в Берлине и других немецких городах, можно выявить несколько тенденций, указывающих на становление новой литературной идентичности и развитие жанра межкультурной литературы. Первая из них — внедрение жанра путевого очерка. Рассказы о путешествиях, переездах и возвращениях, мотивы движения и пересечения границ как территориальных, так и «духовных», мотивы смены и постоянного обновления культурных кодов — всё это стало неотъемлемой частью поэтики межкультурной литературы. Примечательно, что мотив движения присутствует не только на территориальном, но и на психологическом уровне. Поэтика межкультурных текстов пронизана так называемой внутренней динамикой, динамикой постоянного движения души между культурами и языками, динамикой многогранного межкультурного перевода в широком смысле слова. Именно эта поэтика неустанного внутреннего движения определяет межкультурную литературу и отличает её от любых других иерархических литературных направлений. И, несмотря на высокую степень психологической сложности, поэтика движения и внутренней межкультурной динамики обладает огромным художественным потенциалом.

Вторая, не менее важная тенденция межкультурной литературы, это многоязычность. Под многоязычностью понимается не только смешение двух и более языков в одном тексте, но и одиночные вкрапления заимствованных слов, переключение языковых кодов, интерференции любого рода, а также любые мультиязыковые приёмы, использующиеся как средство художественной выразительности. Текст, полностью написанный на русском языке с единичным использованием иностранных, пусть даже транслитерированных слов, может трактоваться как многоязычный, если использование этих слов было предусмотрено автором как стратегический приём.

Третья тенденция межкультурной литературы — обращение к региональной и локальной тематике. В центр литературного творчества встают мотивы малых территорий, например, отдельных районов или конкретных городов. В противовес как национальной, так и эмигрантской литературе, которую определяет национальный дискурс, межкультурная литература выводит на первый план собственную зону влияния — небольшие локальные пространства, как популярные, так и малоизвестные. Наиболее наглядным примером регионально-локальной тематики русскоязычных авторов Германии может стать образ города Берлина, который стал самостоятельным литературным топосом. Немалую популярность набирают и образы отдельных берлинских районов с их локальной жизнью и бытовыми особенностями. Красочно и узнаваемо предстают перед читателем пейзажи осеннего Пренцлауэрберга или вечернего Марцана. Образы малых территорий постепенно возводятся в статус топосов, не только в противовес топосам общеизвестным и национальным, но в поддержку того территориального, культурного и языкового пространства, в рамках которого творит автор и на которое он влияет.

И, наконец, последняя тенденция, объединяющая тексты межкультурной литературы вообще и русскоязычных авторов Германии в частности, это образ так называемого «мира между миров». Независимо от страны происхождения, родная культура накладывается на добровольно приобретённую немецкую культуру, синтезируя новый «между-мир»³. В отличие от эмигрантской литературы, тексты которой зачастую или просто описывают сам процесс интеграции, или же становятся частью национальной литературы, примыкая к национальному дискурсу, межкультурная литература делает шаг вперёд: она объявляет «между-мир» своим единственным реальным миром, своим полноценным культурным пространством. Любопытно, что манифестация такого полноценного межкультурного пространства является своевременной, но не революционной — концепция так называемой «мировой литературы» сверхнационального, космополитического характера восходит к идеям Гёте. В некотором роде межкультурная литература всего лишь реанимирует концепцию Гёте, применяя её к современной реальности, ведь сегодня наш мир стал тесен, как никогда. Признавая утопичность идеи общей мировой литературы, нельзя отрицать актуальность её идей для развития литературы современной, которая вынуждена идти в ногу со временем и соответствовать темпу общего развития человечества.

Кроме необходимости привести тексты межкультурной литературы к общему знаменателю, ей необходимо отвести место в истории литературы, что на сегодняшний день представляет собой дилемму. История литературы, выстраивающаяся линейно и классифицирующая тексты по национальному, языковому и территориальному признакам, не может вместить в себя тексты «малых» или мультиязычных территорий и культур, оставляя за ними право называться всего лишь «гибридными». Тексты, не соответствующие единой культурной идентичности и культурной памяти, остаются за бортом истории литературы, что позволяет усомниться если не в самой её обоснованности, то, как минимум, в правильности её изучения. Однако если мы начнём рассматривать историю литературы под новым углом, а именно как историю транснациональных «переплетений»⁴, нам откроется возможность не только по достоинству оценить тексты межкультурной литературы, но и во многом изменить взгляд на историческое прошлое литературы, её главные действующие лица и взаимодействие культур.

Итак, главное отличие и преимущество межкультурной литературы перед эмигрантской литературой составляет возможность её потенциальной автономии от сугубо национального дискурса и любых литературных течений, её свобода для создания новой полноценной культуры и группирования текстов не по сугубо национальному, территориальному или языковому признаку, а по убедительности художественного отображения этого нового культурного пространства. Не исключено, что, перешагнув через классификацию по национальным, территориальным и языковым признакам, межкультурная литература выявит собственные новые критерии, предположить которые можно будет только при наличии ещё большего количества удачных текстов. Возможно ли рождение новой полноценной культуры из межкультурного опыта? Не останется ли наше межкультурное пространство всего лишь субкультурой, обречённой или быть незначительным придатком национальной литературы, или быть полностью забытой? Как бы то ни было, на сегодняшний день, пока межкультурная литература ещё не завершила своё становление как жанр, важнейшей её задачей остаётся высокий литературный стандарт.

В то время как эмигрантская литература отличается узким кругом читателей и ещё более узким (и довольно наскучившим) спектром тем, межкультурная литература даёт возможность выйти за рамки общепринятых законов жанра и найти новых читателей исключительно за счёт таланта, новизны, прозорливости и даже некоторой дерзости. Рассказам об ассимиляции, тяжёлой жизни на чужбине, автобиографическим очеркам и другим текстам эмигрантской литературы, безусловно, нужно отдать должное. В особенности это касается представителей классической эмигрантской литературы, сумевших если не создать новое культурное пространство, то хотя бы достойно отстоять существующее. Однако общая масса таких текстов часто остаётся на уровне записей дневникового характера, не говоря уже о том, что для второго и третьего поколения эмигрантов (которые себя таковыми не ощущают) темы интеграции и ассимиляции давно изжили себя. Быть может, это не литература наша прокладывает себе новый путь, а мы сами до сих пор не можем найти свою литературу? Возможно, вместо того, чтобы задавать себе извечные и порядком надоевшие вопросы о самоидентификации, стоит задать только один вопрос: «Какая литература нам нужна»? Нам — не тем, кто мыслит старыми категориями, нам — кто сделал «между-мир» своим полноценным миром, кто, наперекор пословице, удобно разместился на двух стульях, да и в принципе перестал эти стулья замечать. Нам, кому можно свободно выбирать между языками. Нам, кому нет нужды писать, чтобы облегчить душу, нам — кто пишет ради торжества красоты. «Какая литература нам нужна?» Каждый автор, желающий быть прочитанным за пределами своей русскоговорящей диаспоры, должен ответить себе на этот вопрос.

¹ Sturm-Trigonakis, Elke. Global playing in der Literatur: ein Versuch über die Neue Weltliteratur. Würzburg: Königshausen & Neumann; 2007
² Ette, Ottmar. Literatur in Bewegung: Raum und Dynamik grenzüberschreitenden Schreibens in Europa und Amerika. Weilerswist: Velbrück Wiss.; 2001
³ Ette, Ottmar. ZwischenWeltenSchreiben: Literaturen ohne festen Wohnsitz. Berlin: Kadmos; 2005
⁴ Werberger, Annette. Überlegungen zu einer Literaturgeschichte als Verflechtungsgeschichte. In: Kulturen in Bewegung: Beiträge zur Theorie und Praxis der Transkulturalität, Bielefeld: Transcript Verlag; 2012.