Текст опубликован в журнале „Берлин.Берега“, №1/2016

Русь Немецкая¹
Драматический триптих

Часть первая
Миних, белый клоун, или Полунощный строитель

Глюк второй

Типа 10 февраля 1762 года по юлианскому солнечному календарю.
Пелымский острог. Комната Миниха в доме коменданта

Миних (просыпается за столом). Жена, ты здесь? Вот так и бывает: вчера, не заметив, уснул, а очнулся — уже светает.

Появляется жена Миниха.

Что там у нас? Ах, да! Guten Morgen! Молчишь? Ну, молчи, молчи, а я поболтаю.

Жена Миниха молча ставит ведро и льёт воду из ковша. Миних умывается, продолжая разговаривать.

Не поверишь, мне только что снился день нашей с тобой виктории — сразу же после устранения Бирона.

В зале дворца на Васильевском острове сидят за столом наши подлые конкуренты — Остерман, Левенвольде, принц Антон-­Ульрих, und so weiter, so weiter, so weiter²…

Сиятельные мертвецы — мир их праху! во сне они ещё живы — с бледными от ужаса лицами внимают каждому моему слову, да и как же иначе, ведь я — на вершине величья.

Я давлю их ногтём, словно вшей, бью кулаками, ногами, а в завершенье приказывают прогнать, как баранов, сквозь строй и сослать сюда, в Пелым.

Делаю то, что должен был совершить наяву, но так и не совершил, хотя должен был, должен был, должен!!!

На стене, как и тогда, висит чертёж тюрьмы, ставшей, по мысли моей, последним приютом Бирону.

Но вместо тюремного плана во сне на листе бумаги начертан Чёрный Квадрат, поглотивший нас с тобой, моё тело и дух, мои дела и замыслы.

Что за диспропорция получается, жена? Двадцать лет мы кукуем в Пелымском остроге, а этот прощелыга, этот везунчик, эта смазливая пустышка Бирон поболтался здесь пару всего лишь недель со своей горбатой мегерой — и отбыл, освободив место мне.

Пауза.

Что? Опять ты молчишь? Понимаю! И ты уже устала слушать мою болтовню на протяжении двадцати лет.

Да, возвращаясь к нашим Биронам! Россия — маленькая страна. Я понял это, когда мы с регентом пересеклись. Нас везли в Пелым, а он ехал навстречу — в Ярославль, назначенный новым местом ссылки.

Я должен обязательно рассказать, как всё было! Ладно, не ворчи, тысячу раз ты слушала этот рассказ, выслушай в тысячу первый.

Два униформиста вносят на сцену портновский болван, облачённый в
чёрный сюртук и чёрную широкополую шляпу.

Ты помнишь? Ты всё, конечно, помнишь — как вечор, на закате, в мороз наши сани остановились при въезде на мост через речку Булак, под Казанью?

Утомившись ожиданьем, я с одним из охранников вышел размяться на снег и выкурить трубку, чтобы не досаждать тебе и второму охраннику, староверу, почитавшему табак изобретением дьявола.

На той стороне моста у полосатого шлагбаума, навстречь к нам стояли и ждали прохода такие же, как у нас, сани с охраной.

Из них вышел человек, ein adliger Mensch³ — истинный аристократ, судя по его благородной осанке.

Взгляды наши скрестились и мы узнали друг друга, потому что по ту сторону речки стоял граф Эрнст-Иоганн Бирон, а по сю сторону — граф Бурхард-Христофор Миних, два бывших властителя империи российской.

Кланяется болвану, затем подходит к нему, снимает шляпу с деревянной
головы.

Не говоря ни слова, мы галантно поклонились друг другу. Беда уравняла нас, как уравнивает всех, а потом, лишь тот достоин звания благородного человека, кто в собственном несчастье уважает удачу соперника.

Униформисты уносят деревянного болвана.

Жена Миниха.
Лучше расскажи, в нонешний свой сон
Что ты вытворял, получав вино,
Засланный в презент канцлер Остерман?

Пауза

Отчего молчать, мой любезный Herr?
Не пугай жена! По спине моя
За предчувствием холодец бежит.
Неужели ты не завлек урок?
И за двадцать лет не прибрал ума?
Признавай скорей, старый сукин брат,
Снова пропил ты травленный вино,
И за чаркою вся империя
Вновь впустил коту прямиком на хвост?

Миних. Жена, жена, прошу: не надо про это, не надо!

Я и без того проклинаю себя за то, что, прорвавшись к истинному величью, позабыл про железное правило войны — всегда и везде блюсти предосторожность.

Вот уже двадцать лет каждое утро, проснувшись, я вспоминаю одно и то же — злополучный остерманов презент.

Вот и сегодня во сне, зная всё наперёд, я снова пил вино, смеясь, что обвёл мерзавца вокруг пальца.

Смеялся, и пил вино, и снова смеялся, и снова, снова пил вино, и вкус его до сих пор опаляет мне губы и нечем его заглушить.

Ты помнишь? Ты всё, конечно, помнишь! Потом были страшные боли в желудке, ужасные колики, и я две недели висел на волоске от смерти.

А пока я валялся в постели, беспомощный, как младенец, Остерман переманил на свою сторону принцессу и принца.

Нет, ты права, тысячу раз права и будешь права в тысячу первый раз — тогда я выкинул вторую и теперь уже совершенно фатальную глупость —

Стукнул кулаком, хлопнул дверью, подал в отставку, а принцесса немедленно подписала прошение, словно этого только и дожидалась.

А через это на престол, повторив мой манёвр, взошла Лизавета, свергла немецкую шваль руками преображенцев, и сделала то, что должен был сделать я —

Сослала всю свору в Сибирь, а заодно и меня отправила заживо гнить в тесном дощатом гробу, в Пелымском остроге.

Что скажешь, meine Liebe⁴?

Жена Миниха.
Что моя сказать, Миних­богатырь?
Ты вся жизнь своя хитро прятался,
Да под старый лет разум притерял,
Видно, спесь тебе в Kopf⁵ ударилась.

Миних. Я духом упал, упал духом, я ничего не знаю, не вижу, не
понимаю, я потерял всякое представление о причинах и
следствиях.

Ты знаешь, ты видела и подтвердишь под присягой: я долго держался, все двадцать лет беседовал с Богом, не скажу, что слышал Его голос в ответ, но смирился.

Спал по три часа в день, остальное время проводил в трудах — сочинял прожекты фортификаций на турецкой границе, планы государственного переустройства,

Летом коротким возделывал огородный клин, ловил рыбу, метал стога, зимою строил курятники и штопал рыбачьи сети,

Ни минуты я не бездействовал праздно, двадцать лет был несгибаем, а нынче почувствовал вдруг, что больше не в силах сносить ссылку.

Жена, что со мной? Скажи правду! Я пропал! Я окончательно и бесповоротно пропал!

Жена Миниха.
Нонче за утром ипохондрия
Овладел тебя, oh mein lieber Freund⁶!
Ты живать в Пелым, будто царь и кум!
Пред тебя весь люд трепетать готов
Von dem Kommandant⁷ до истопника!
А все Kinder⁸ здесь под началом твой
Учатся studieren die Mathematik⁹,
Инженерный дел и другой наук.
При тебе, mein Freund, diese Stadt¹⁰ Пелым
Стань во тыщу крат образованней
Чем любой другой град во всех Руси.
И мечту своя заплатил ты в жизнь,
Пусть не в райхе весь, но в один лишь Platz¹¹,
И теперь Пелым называться мог
Айне абсолют счáстлив деревень.

Миних. Не знаю, не знаю, не знаю! Приезжие из Тобольска
шепчутся, что императрица Елисавет вот-­вот отдаст
Богу душу,

И тогда великий князь герцог гольштин-­готторпский станет новым государем, третьим по счёту Петром.

А что, ежели Елисавет перед смертью вспомнит турецкий обычай и прикажет прикончить всех, кого не решилась казнить при жизни?

Или, что ещё хуже, император по рассеянности забудет о нас с тобой?

Жена, я сам себя не узнаю. Разве такой я был в сражениях или на эшафоте?

Жена Миниха.
Двадцать лет назад ты ходив на казнь
И готов бывал к четвертанию.
И все Frauen¹², быв на площади,
Возлюбили тя завсегда на раз,
Возбудив меня к диким ревностям.

Миних. Нет, каково! Двадцать лет прошло, а ты только сейчас
признаёшься, что
ревновала, видя меня на плахе?

А помнишь, что перед казнью я сказал тебе…

Жена Миниха.
«Полно плакаться, неразумная!
Отказать тебе мне уж нечего:
Только что и есть перстень золотой,
Да и тот отдать надо палачу,
Что предаст меня смерти скорыя».

Миних. Скажи, только честно, я вёл себя как надо? Правда ведь,
я тогда ни в чём не подгадил?

Жена Миниха.
Ты быть просто блеск! Выше всем похвал!..
Но теперь черед богослужбию.
Наклони колень, очи приспусти
И помолим нас, mein geliebter Mann¹³!

Миних (вместе с женой).
Vater unser
Im Himmel.
Geheiligt werde Dein Name.
Dein Reich komme.
Dein Wille geschehe wie im Himmel so auf Erden.

Жена Миниха (вместе с мужем).
Отче наш,
Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое,
да приидет царствие Твое,
да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли.

Пауза. Миних, припав к плечу жены, плачет.

Успокой себя, мужа родненький!
Не грустись, не плачь, ровно дитятко,
Чтоб утешиться, я тебе пропел
Dieses kleines¹⁴ песнь колубельную.

Гладит мужа по голове, напевая колыбельную.

Bäh, Lämmchen, bäh!
Das Lämmchen kriecht ins Heu.
Wärst du nie ins Heu gekrochen?
Hätt dich nicht der Fuchs gerochen?
Bäh, Lämmchen, bäh!
Das Lämmchen kriecht ins Heu¹⁵.

Входит Шпрехталмейстер.

Шпрехталмейстер
Приехавший по именному повелению
Его Императорского Величества
Из Петербурга
Курьер,
Пожелавший остаться
Инкогнито,
Ожидает вас
В комнате коменданта.

Вручает Миниху запечатанный конверт и уходит.

Жена Миниха
Oh mein Gott¹⁶, ужель ты прослушал нас,
И дождался нам избавления?
Собери свой ум, Миних­-Богатырь,
Для аудиенц при инкогнито.

Жена уходит. Миних медленно облачается в мундир, а затем
распечатывает письмо. Читает.

Миних. «Ваше сиятельство! Радуемся смерти узурпаторши Елисавет, но купно с этим просим вас взять на себя высочайшие полномочия, доставшиеся нам волей обстоятельств и причудами расейского законодательства.

Сами мы люди не местные и не находим в себе способностей к исполнению задач, на нас возложенных.

Наша сокровенная мечта — уйти в монастырь, дабы замаливать, а не умножать бессчетно грехи наших предков, родственников и свойственников.

А потому должны мы найти себе замену, и всеискреннейше умоляем ваше сиятельство немедленно стать правителем нашей великой и несчастной империи…»

Прерывает чтение.

Интересно, кто же это?
«Его Императорское Величество Пётр Фёдорович
И Ея Императорское Величество Екатерина Алексеевна».
Интересно, интересно!…

Продолжает чтение.

«Сообщаем, что сей минут производим вас в светлейшие князья и генералиссимусы!
Ваше светлость, господин генералиссимус…

Входит Шпрехталмейстер.

Шпрехшталмейстер
Презент
Его светлейшеству
Князю Миниху.
Все инструкции по пользованию
Приложены
К ранее вручённому письму.

Четверо униформистов вносят гроб и ставят его на пол, кладут на
крышку свежевыструганный осиновый кол, после чего уходят вместе со
Шпрехшталмейстером.

Миних. Интересно, интересно!..

Обходит гроб, после чего возобновляет чтение письма.

«Ваша светлость, господин генералиссимус!
В подтверждение искренности наших намерений высылаем вам гроб с телом узурпаторши Елисавет, дабы вы, по старому доброму русскому обычаю, могли воткнуть осиновый кол в сердце Великой Вампирши Земли Русской.

Исполнение сей простонародной традиции, сиречь молодеческой забавы, позвольте считать вашим согласием на приятие наших предложений».

Подпись… Уже читал… Интересно, интересно!..

Повторяя «Интересно! Интересно!», обходит гроб, берёт в руки кол. Приставляет его к сердцу, затем — к носу, затем делает вид, что садится
на него, затем приставляет к причинному месту, затем — делает с колом строевые упражнения. После этого осторожно приоткрывает
крышку гроба. И в тот же момент невидимая мощная рука затягивает его внутрь. Раздаётся истошный крик двух голосов. Свет гаснет.