Алина Бронски родилась в 1978 году в Свердловске (СССР). Уехала в Германию ещё в детстве. Училась в университете, в дальнейшем работала в газете «Darmstädter Echo». В 2008 году вышла её первая книга — роман «Парк осколков», за ней последовали ещё три романа и две детские книги (см. библиографию в конце интервью). Вышедший в 2015 году роман «Последняя любовь бабы Дуни» попал в длинный список Немецкий книжной премии (Deutscher Buchpreis).
«Берлин .Берега»: Начнём с вашей авторской самоидентификации. Как бы вы себя могли охарактеризовать: русский автор, пишущий по-немецки, или всё-таки немецкий автор?
Алина Бронски: Этот вопрос, который мне задают нередко, обычно ставит меня в тупик. Люди всё-таки нечасто занимаются самоидентификацией. Я не задумываюсь, кто я именно. Но если меня всё-таки заставить об этом поразмыслить, то я, наверное, не смогла бы себя назвать просто немецким автором. Всё же есть некоторая разница между авторами, родившимися в немецкой среде, выросшими тут, и теми, кто рос в других странах. Наверное, я — автор, пишущий на немецком, но с русскими корнями. Но при этом лично для меня это роли не играет.
Логично в связи с этим предположить, что вы не задумываетесь о своей национальной идентификации?
В отличие от авторского самоопределения, этот вопрос намного более личный и при этом более сложный. Национальная самоидентификация в моём случае вещь переменчивая. Иногда мне кажется, что я русская, в некоторых случаях я называю себя немкой. Иногда чувствую себя ближе ко всему славянскому, иногда — европейскому. Но, опять-таки, редко этим вопросом задаюсь.
У вас есть и книги для подростков, и «эмигрантская» проза, а ещё говорят, что вы представляете развлекательную литературу. К какому жанру вы бы отнесли себя?
Жанр определить действительно сложно, хотя вопрос и очень интересный. Принадлежность к определённому виду литературы важна для продаж — чтобы издательство знало, как подать книгу, чтобы в книжных магазинах для неё нашлось место. Моему издательству, моему агенту вряд ли бы понравилось, если бы я постоянно пыталась менять жанр, даже если лично мне как автору это было бы интересно. Но рынок требует определённой ясности. Рынок «приветствует», когда автор публикует то, в чём уже преуспел, нежели когда он пишет немного здесь, немного там. Когда я работаю над очередной вещью, я не могу игнорировать вопрос, а заинтересует ли это ещё кого-либо. Важно, чтобы читатели могли всё это понять и принять. При этом считается, что они не очень любят перемены и сюрпризы.
Во всех интервью вы подробно рассказываете о русской жизни — если вас спрашивают. А сейчас расскажите, пожалуйста, немного о «своей» Германии.
Детали, если честно, я не очень помню. Мы приехали с родителями в Германию, я пошла в школу, пыталась понимать домашние задания, много читала со словарём и жадно впитывала нюансы разговорной речи. Но сам процесс адаптации настолько постепенный, что его трудно почувствовать и описать. В какой-то момент мне начало казаться, что я понимаю больше, дальше — практически всё. Потом мне стало важно избегать ошибок — речь идёт не только о языке, а вообще, хотя язык тут играл важнейшую роль, чтобы не чувствовать себя чужим в чужой стране. И в один прекрасный день я поняла, что более-менее разбираюсь в немецкой повседневной жизни, что мне многое близко и знакомо.
Хорошо ли вы знакомы с современной русской литературой?
Весьма плохо. В последнее время я перечитывала классику. Иногда моя мама, которая более внимательно следит за этим, мне что-то рекомендует.
Тот же вопрос о современной немецкой словесности.
Я стараюсь не делить литературу по национальному признаку. Если кто-то очень хвалит книгу, или я о ней слышу много хорошего, то стараюсь её найти и прочитать. Но вопрос, почему эта книга мне интересна и я хочу её прочитать, меньше всего связан с тем, на каком языке она была написана. При этом я, конечно, стараюсь читать русские, немецкие и английские книги в оригинале.
Влияет ли на вас сейчас современная литература?
Влияние оказывает, конечно, всё. Любой человек, любая книга — особенно если она произвела впечатление — оставляют свой отпечаток, может быть, бессознательный. Но такого, чтобы мне обязательно хотелось реагировать на какие-то веяния, походить на кого-то или наоборот отталкиваться от кого-то — такого нет. Хочется делать то, что другие авторы пока не охватили, что-нибудь новое…
Сказались ли на вашем писательском опыте собственное медицинское образование и опыт работы копирайтером?
Думаю, да. Любой опыт влияет на то, что автор пишет. Опыт копирайтерства, как и журналистский, был важен тем, что я впервые в жизни пыталась сознательно работать с формулировками. Это неплохая школа для любого писателя. Мой медицинский опыт, если его вообще можно так назвать, весьма небольшой. Я провела на медицинском факультете всего несколько семестров, это очень мало. Но тем не менее на меня всё произвело большое впечатление и поддержало общий интерес к медицинским темам и естественным наукам.
В интервью Deutsche Welle в 2011 году вы говорили, что русский язык для вас — язык семейного и домашнего общения. Изменилось ли что-то сейчас?
Существенно не изменилось. Всякий раз, когда возникает необходимость говорить по-русски с незнакомыми людьми (к примеру, давать интервью), мне приходится брать некий психологический барьер. Это я делаю с большим удовольствием и сознательно, но факт — удобнее и легче мне было бы говорить по-немецки. Ведь проще делать так, как тебе привычнее.
А писать по-русски — не в бытовом понимании, а в художественном — вы не пытались?
Я начала учить немецкий в возрасте почти тринадцати лет и до того, конечно, я всё делала по-русски, в том числе писала — точнее, пыталась имитировать любимых авторов. Для меня это было важно. Но сейчас переключаться на русский было бы неестественным ходом. Я знаю, что по-немецки мои книги будут публиковаться, продаваться, читаться. Россия для меня отдалилась настолько, что если бы я вдруг начала писать по-русски, то непонятно, кто бы этим заинтересовался. Таких же возможностей я как автор вряд ли бы получила.
Но иногда слова или мысли сами, извините за банальность, просятся на бумагу или на монитор, и иногда они идут то на одном языке, то на другом. То есть некоего физического стремления написать что-либо на русском у вас нету?
Действительно, такой потребности нет… Для меня начальная точка текста — когда появляется стремление сесть и что-то написать. Первым делом появляется то, что хочется рассказать — есть какая-то тема или персонаж, а язык служит скорее прикладным инструментом. Нет такого, чтобы я купалась в словах и наслаждалась собственным текстом. Я просто пользуюсь языком, чтобы рассказать то, что мне интересно.
Сильно ли изначальная задумка книг отличается от конечного результата?
Наверное, всё-таки не сильно. При этом у меня обычно нет четкого плана содержания, глав и тому подобного. Изначальная задумка — это, скорее, мысли, энергия, ощущения, атмосфера, которые мне хотелось передать через персонажей, удаётся сохранить. А то, что некоторые детали изменяются в процессе, — неизбежно.
Одна ваша книга точно переведена на русский — детская книга «Дитя зеркала». Кто вышел на вас с идеей издать её в России, читали ли вы готовый перевод?
Такими вещами я не занимаюсь. Я очень рада, что в издательствах есть люди, которые занимаются продажей прав за рубеж. Обычно иностранные издательства — в данном случае речь о российском — проявляют интерес и обращаются к правообладателям. Я к процессу не имею отношения. Возможно, было бы по-другому, если бы возник интерес к одному из романов, которые мне кажутся более важными и более личными. В этом случае, думаю, я бы внимательно просматривала перевод. Но вообще я в эти дела никак не вмешиваюсь, не контролирую, и, в качестве положительного эффекта, избегаю дополнительной и часто безрезультатной работы.
Хотели бы вы, чтобы и другие ваши книги — к примеру, «Последняя любовь бабы Дуни» — вышли на русском языке?
Сложный вопрос. Всегда приятно, когда к тебе есть интерес. Я радуюсь любому переводу и изданию. В любом случае интерес должен быть у издательства, желающего опубликовать перевод, а не у меня как у автора, мечтающего о книге на русском. При этом я бы, конечно, переводу обрадовалась, но и немного бы испугалась. На месте русскоязычного читателя я была бы весьма скептически настроена по отношению к таким книгам, как мои.
Вы объясняли использование псевдонима тем, что у вас непростые имя и фамилия, которые немцам трудно даются. Как относились ваши родители к тому, что вы прославились под придуманной фамилией?
Не знаю, не спрашивала…
Что для вас значат литературные премии, если не упоминать очевидную финансовую сторону?
Когда у меня вышла первая книга, «Scherbenpark», я наговорила довольно много глупых вещей, в том числе, что мне не нужны премии и что мне достаточно просто писать. Это, конечно, не совсем так. Литературные премии — и крупные, и маленькие — это признание со стороны критиков. У меня нет ни одной премии, хотя довольно много номинаций. Я уже не очень надеюсь когда-нибудь что-нибудь действительно получить. Считается, что с возрастающим успехом какого-либо автора, вероятность присуждения ему или ей премии снижается. Но если это всё-таки произойдёт, я, конечно, очень обрадуюсь.
Что такое для вас родина? Бывает ли так, что вы скучаете по ней?
Под словом «родина» мне трудно представить что-то конкретное. То, что могло бы быть моей родиной, я покинула в возрасте двенадцати с половиной лет. С тех пор я жила в Германии — и мне это нравится. Невозможно связать понятие «родина» с конкретной страной, которую я давно не видела и совсем не знаю. Я с большим удовольствием читаю что-либо на русском, но от этого чувство родины не возникает. Я наблюдаю за Россией со стороны, но у меня нет никакой тоски по ней, и я не хочу возвращаться туда, где я росла. Того, что связывает меня с детством, давно нет.
Беседовал Григорий Аросев
Краткая библиография Алины Бронски:
• Парк осколков (Scherbenpark). Kiepenheuer & Witsch, Кёльн, 2008
• Самые острые блюда татарской кухни (Die schärfsten Gerichte der
tatarischen Küche). Kiepenheuer & Witsch, Кёльн, 2010
• Дитя зеркала (Spiegelkind). Arena Verlag, Вюрцбург, 2012
• Трещина в зеркале (Spiegelriss). Arena Verlag, Вюрцбург, 2013
• Зови меня просто супергероем (Nenn mich einfach Superheld).
Kiepenheuer & Witsch, Кёльн, 2013
• Последняя любовь бабы Дуни (Baba Dunjas letzte Liebe).
Kiepenheuer & Witsch, Кёльн, 2015