Текст опубликован в журнале „Берлин.Берега“, №1/2016
— Lass mich los! Lass mich in Ruhe!1 — Худенький востроносый паренёк пытался выскользнуть из лап стодвадцатикилограммовой массы.
— D-du hast v-versprochen… Du hast gesagt…2 — рычала масса с сильным русским акцентом.
Автобус качнулся и распахнул двери. Я вышла на остановку и асинхронно помахала двумя руками, пытаясь поздороваться сразу с обоими.
— П-приехала!
— Егор. Ты чего в немца вцепился?
Худой парень рванул в мою сторону.
— Скажи, чтоб он меня отпустил! — крикнул он пронзительно по-немецки.
— С-скажи, пусть ждёт. Он м-мне слово дал!
Егор спружинил следом. Теперь мы топтались втроём.
— Егор… меня ты зачем звал? — я отступила на несколько шагов, пытаясь вернуть себе личное пространство.
Мы познакомились полгода назад, когда только приехали в Берлин. Моими соседями по квартире были человек с золотыми зубами из республики Коми и богемная московская журналистка. Наш плохой язык требовал ежедневных подвигов невербальной коммуникации. Дом обрастал друзьями, словно вирусная реклама, такими же нелепыми и непутёвыми, как и мы сами.
Когда-то там появился и Егор. Его большая круглая голова была обрита наголо. Серые глаза смотрели в упор, не мигая. На кухне он спросил меня, откуда я.
— Из Сибири.
Неожиданно его лицо стало зловеще сосредоточенным. Несколько секунд он буравил мне переносицу выпуклыми глазами.
— Да-да-далеко, — выдал он наконец.
Егор оказался близоруким заикой с парой курсов радиотехнического вуза за спиной. Через полгода мы разъехались по квартирам, но с ним иногда пересекалась. Он рассказывал, что ему нравятся пышные женщины, греческая кухня, что он скачивает тонны порнухи и смотрит их вечерами со своей женой.
Две недели назад он неожиданно позвонил.
— Кать, ты м-можешь найти в Берлине продавцов воздушных шариков?
— ???
— М-мне н-на праздник нужны гелиевые шары.
Я нашла сайт под названием «Шары и клоуны».
Через неделю он снова высветился на телефоне.
— К-клоун стоит, как К-Киркоров, — помолчав, пожаловался он. — А… может, ты будешь клоуном?
— Определённо нет!
Он пропал ещё на неделю, а потом позвонил снова.
— Если клоуном или, например, стряпать печеньки, то я решительно пас!
— Не клоуном! Не печеньки! П-п-п-пожалуйста, приезжай сейчас. У меня к-край!
Пока ехала в автобусе, страшно ругала себя за бесхребетность.
— Она всё объяснит, — сказал Егор на ломаном немецком, выпуская парня.
Худой парень не убежал, а просто передвинулся ко мне, как к союзнику — поближе.
— Всё из-за этой суки грёбаной, — начал Егор, нервно закуривая.
— Сука грёбаная — это кто?
— Ж-жена моя. Ушла три недели назад. Телефон в-выключила. Вечер жду. Ночь… М-мы и не ругались даже… Через день пошёл в полицию, там говорят, рано п-пришёл. Человек п-пропал, а я вот рано пришёл! — Он окутал нас дешёвым дымом. — Еду назад на велике и вижу её во-о-он там. — Он указал куда-то в глубину улицы. — На балконе! У тёщи! Что ж я раньше-то не понял? Куда мы без тёщи? Вот, кто воду мутит! Тёщ-ща… — он всё-таки удержался на краю бездны под названием «тёща» и продолжил. — Н-неделю я ходил злой. Потом заскучал. Ну, ушла, так ушла, лишь бы вернулась. К-короче, есть план.
Пока он рассказывал, парень пытался оценить нас бегающим взглядом.
Я перевела.
— Этого человека покинула его любимая жена. Теперь она живёт вон в том доме. Её необходимо вернуть.
Парень почему-то обрадовался и закивал головой.
Егор продолжил.
— К ней так просто не подъедешь, — гордая. На к-контакт не идет, т-телефон выключен. Говорить она со мной в-всё-равно не будет. Надо брать хитростью. — Он ухмыльнулся, и мне показалось, что он делает это не в первый раз. — Т-там нас ждёт машина с шарами. — Он указал на дом тёщи. — Немец поднимет их на балкон за ниточку. — Егор широко улыбнулся помощнику. — Если, конечно, не удерёт. Получается вроде подарка от п-поклонника.
— А я там зачем?
— Ты будешь в кустах сидеть и снимать её на камеру, — Егор молитвенно сложил руки лодочкой. — Я д-должен видеть её лицо.
По крайней мере, не клоуном.
— Она у меня ш-шарики очень любит, — продолжил Егор мечтательно. — Детство у неё бедное было, только их и дарили. Она г-говорит, как шарик видит, так и на душе легко становится, как в детстве. А клоуны здесь дорогие… Поэтому я пошёл искать когонибудь вместо клоуна на биржу труда, — закончил он неожиданно. — Там и нашёл его. — Он ещё раз улыбнулся немцу.
Немец потребовал перевести.
— Его жена очень любит надувные шары. Нам необходимо поднять их на балкон.
— Но сначала их надо привязать на верёвку, — продемонстрировал вдруг немец свою практичность.
— Я з-зашёл в зал ожидания на бирже труда и объявил, что плачу тридцать евро за час работы. Не поверишь, все разбежались, один он согласился, а потом передумал. Ппросто когда мы вышли, я сказал, что во дворах нас ждёт машина. Он заглянул в мой пакет, увидел верёвку и сказал, что он всё понял: я хочу п-похитить его на органы. Ппобежал от меня на остановку, я за ним, д-дальше ты знаешь.
В пакете действительно лежал моток корабельной верёвки.
— Егор, ты в зеркало иногда смотришь? Какой нормальный человек пойдёт с тобой во дворы, да ещё и с веревкой?
— Ну что, идём зарабатывать тридцать евро? — предложил вдруг немец.
Мы пошли.
Во дворе панельной шестиэтажки стоял весёленький микроавтобус. В его кузове ежесекундно рождались всё новые шары. Егор принимал их у открытой двери и крепил на конце корабельной верёвки. Минут через двадцать над нами уже нависал гигантский кокон из шуршащих, скребущихся и стукающихся шаров.
— Как бы он у нас в небо не улетел, — не сдержалась я, глядя на худенького немца.
Егор тоже посмотрел на него оценивающе, подергал за канат, что-то прикинул.
— Удержит…
— А, какой этаж?
— Ч-четвёртый русский.
— По-немецки третий. Ты сказал ему, что нужен именно третий?
Егор кивнул. На всякий случай он продемонстрировал подъём шаров, размотав несколько колец верёвки, подёргал их пару секунд на вытянутой руке, и вновь вытянул вниз.
Немец скептически оглядел огромный кокон, но ещё больше ему не понравилась камера.
— Я всё понял, — сказал он второй раз. — Вы снимете видео для Youtube, а я буду тем самым идиотом с шариками.
— Д-да что ж на тебя смотреть-то, — застонал Егор по-русски, — ну не порно же, в самом деле!
— Снимать будем только балкон, — заверила я немца деловым тоном.
Мы двинулись за угол дома. Егор нёс шары до последнего, а потом торжественно вручил их парню. Затем он указал мне на спутанный колючий куст, откуда предстояло вести съёмку. Вялое раздражение, скребущее по стеклу в автобусе, неожиданно поднялось с новой силой.
— В кусты не полезу! — буркнула я, рванула в центр газона, расположенного напротив балкона, села на траву и направила камеру на тёщины окна. Егор пытался что-то возразить, но у дома уже застучали шары. Немец раскручивал канат, кокон полз вверх. Егор бросился в кусты за угол.
— Dritte Etage3! — донеслось из них эхом.
Кокон, и правда, дошёл до третьего русского этажа и остановился. Из-за угла зарычали.
— Ещё на один выше! — просипела я с газона. — Немецкий третий! А так четвёртый!
Но парень не слышал, занятый борьбой с коконом.
Шары шевелились, тёрлись друг о друга и трещали резиновой кожицей.
Дверь на четвёртом этаже приоткрылась — на балкон, оглядываясь по сторонам и пытаясь найти источник непонятного звука, вышла статная женщина. Шары продолжали перестукиваться этажом ниже. Первое, что она увидела, была камера на газоне, направленная ей в лицо. Женщина замерла. Несколько секунд мы молча разглядывали друг на друга. Мне показалось, что она была немного постарше Егора. В её тёмных вьющихся волосах покачивались массивные серебряные серьги. Кажется, Егор говорил, что она работала в аптеке. Да, наверное, как раз так и выглядят красивые русские аптекарши.
Шары всё-таки поползли вверх.
— Это вам, — сказала я по-немецки.
Поколебавшись, она протянула смуглую руку в рюшах шёлкового халата, и сорвала гроздь шаров, как будто это был гигантский виноград. Потом она исчезла за занавеской. Вернувшись, сорвала ещё несколько шаров, забросила их в комнату, а потом закрепила весь оставшийся кокон на перилах. Всё это время она молчала. На её лице менялись тревога, удивление и гордость.
— Мой муж послал вас ко мне? — спросила она наконец. Теперь в её глазах читались сильнейшее любопытство и скрытая ревность.
— Мы храним в тайне имена наших клиентов, — ответила я с газона, стараясь скрыть страшный русский акцент.
Мы пошли. Она смотрела нам вслед.
— Ты забыла включить запись! — простонал Егор.
— По-моему, она вернётся, — сказал немец, забирая тридцать евро.
1 Пусти меня! Оставь меня в покое! (нем.)
2 Ты обещала… ты сказала… (нем.)
3 Третий этаж (нем.)