Демьян Фаншель

Подборка опубликована в журнале «Берлин.Берега» №2/2017 (5)

Конец сезона

Ливнем прибиты холмы, междухолмья, гербарий разгульной долины,
Заросли вермута — выцветшей, пыльной, сушайшей полыни,
Ломкие стебли, стерня, желтоватых колючек верблюжьи рыжинки,
Стоики стойкие — ржавые россыпи мелких цветов на пружинках.

Пахнет — в озоне с грозою и йоде настоянной густо —
Мокрой травой, кипарисовой хвоей, морскою капустой,
Сонным шашлычным лотком, разжигаемой щепкой и стружкой,
Крепким дешёвым вином, привезённой бывалой железною кружкой

(В коей слышны — опрокинь лишь до дна и услышишь! — дыханье своё и морской непогоды),
Прочной, рассчитанной где-то на многия лета, на долгие годы.
Пахнет дождём после долгой жары, пахнет душем над душною бухтой,
Пахнут — прохладным и свежим — цветные, базарные, алчные фрукты.

В сети дождя попадают все виды из окон, селенье, мол, мокрое море
В коже гусиной, курсиве припадочной пены. Раскрытые поры
Пляжного дышат песка. Истончаются сети:
Были ль те неводы, сплыли ли, сгинули — нетути — в нети.

Ливень стихает, прогульщики вышли, в киоске торгуют стихами.
Время твоё истекает — то, что происходит и проистекает.
Что-то с пространством творится, с размерами и глазомером,
С фокусом зрения, ориентиром, античным размером,

Преобразованным в ритм синусоид неверных, сбившихся с волн, обнаружив
Стирку белья — Афродиты наверное — пены, пелен её, кружев:
Пачкают шумные, нервные, злые, несносно сопящие прачки
В зелени мутной, шуршащей, шипящей балетные пачки…

Столько волнения — сам заведёшься: немножко
Косит гекзаметр честный, растянутый русской гармошкой
(Будто бы пёс на луну!). Успокоимся. Кончилось лето.
Время твоё истекает: был отпуск — и нету.

Гору заплечную тащит, тяжёлую, мокрую ношу
К морю! — одышливый, вроде вулкана — Волошин.
Что же: недолго прищуриться. В небо прицелиться метко.
Лету каюк. И не слышно, как булькнет монетка.

***

Что с Крымом? Что скифы? Покой ещё снится?
И мы в Коктебеле когда-то бывали.
И будем (Наверное. Может. Едва ли.).
В руках трепыхалась удача синицей:

Когда же — скорее! — в бреду эпилога
Сквозной синеватый увидеть проём?!
Цикады во времени скором своём
Стрекочут секунды — будильники Бога.
Всё аглицким блохам подковки куём?

Воздухоплавательный подъём.
Палимой полынью и пылью — дорога…
Жара. Голова полыхает. Лишь тога
Простынная выручит — римский заём…
Но зною слепящему не до подлога,

Ни морю блеснувшему — помнишь? — в Крыму.
Блистающему лишь тебе одному.
И иже с тобою — для всех, — для кого-то.
Разбег — уже с криком! Мгновенное фото:
Блаженство нырка и — всех денег дороже В раю под водою как лыбятся рожи…

Когда это было?
Почём?
Почему?

Другая земля. Лет двенадцать тому.

Идиллия

Ты здесь? Темнеет в комнате.
Внизу орут коты.
В двуспальном тёплом омуте
Что ощущаешь ты?

Лишь суффикс, уменьшающий
Весь слов сонливых вес.
Сон, день до сна вмещающий
(А мог бы даже весь.)

И это есть идиллия,
Где рифмы ни при чём,
И боком здесь при деле я, —
И боком, и плечом.

Под светотени сеточкой
На заспанной щеке
Легко вздыхает Светочка —
Как с веточкой в руке.

Сон: Львов

Марине Курсановой

«І все то те… Душе моя, чого ти сумуєш?»
(Т. Г. Шевченко)

Буднично. Привычно. Странно. «Україно, земле..».
День прилёта. День отлёта? Вслушиваюсь. Внемлю.

Гулкий звук шагов: проходит (молча: пантомима)
Стен в подземном переходе — как Орфея — мимо.

Не узнала: от вина ли? Полночи без сна ли?
— Не заметила, гуляла: гетьмана меняли.

Боевой гопак. Предместье. (Вспомнил: капоэйра!)
Брама тёмная. Европа. Новая эра.

Львов. Окраина. Заборы. Вороны, вороны.
Телевизоры — о Крыме. Министр обороны.

К Центру. К университету. Опере австрийской.
Магазинам. К центру. Свету. По улице Стрыйской.

Что ни спросишь — наливают. Плясовая. Опа!
Коломыйский блюз. Кавярня. Дикая синкопа.

Судороги букв. Мигает клинопись неона.
Там музыки слепые — рвут аккордеоны!

В боковом — билет на Франкфурт. Ночь. Tylko we Lwowie.
Переделано. Переспiв. Упрямая мова.

Тень отлёта. Все в пролёте: гуляй по буфету.
Здесь, у трапа самолёта — ваши. Наших нету.

Как волы ревут турбины в «Боинге» козацком…
Не подавишься ли, сынку, сувенирным пляцком?

Львов

И не заметишь, как с площади снова

Улицы брызнут — без мыла — в проулки.
Прошэ: крысиной тропою по Львову, —
Вкось, вкось, вкось — не прерывая прогулки

Кованых ради — чугунных и чёрных.
Ради кривой — и брусчатой и узкой.
Ради Руси, только — древней, нерусской.
Ради австрийских — фасадом — нечётных.

Ради почётных — в злачёных, старинных.
Их дочерей — длинношеих и дивных.
Ради общинных — в пасхальных и длинных.
Ради музейных, фузейных, архивных.

Корысти ради — особой, редчайшей:
Пляшем отстиля модерн. Moderntalking —
В каждом кафе. Но — горчайший, сладчайший —
Кофе здесь. Запаха слабые токи

Кофе — по улочкам кривды и правды.
Кофе — под дудочку пения злого.
Снова — крысиной тропою — по Львову.
Моря здесь не было: рады бы, рады…

***
Когда Россия с Украиной
Сольются в любящий кисель
И спор закончится невинный
О пограничной полосе:
«Она — отсель. А там — досель», —
И заграничной колбасе,

И пря славян между собою
И безнадёжною судьбою —
Опять усатою, рябою,
Альтернативною всему —

Наверх доложат Самому
(Но не тому):
Что найден выход по уму —
По одному, —
И он кивнёт: «Бысть по сему», —

Начнётся благорастворенье,
Оздоровленье. Населенье
Траву закурит во дворе:
За БТРом, на заре.

И ненависти — укорот:
Пойдёт брататься духом нищий
И злой чечен. И всяк задрот-
Интеллигент, наёмный сброд,
И всяк любезный нам народ.

Гуляет поле. Ветер свищет
Спецназ купается в Днепре:
Увы, он счастия не ищет.
Майдану побратим Мытищи.
И — лишь вперёд.
И третий — лишний.
И раки свищут на горе.