Подборка опубликована в журнале „Берлин.Берега“ №1/2019
Случайные строфы
Зима всю ночь рисует на стекле
фламандские тяжёлые узоры,
дремучие норвежские пейзажи,
суровые готические крыши,
украшенные инеем и даже
порою пишет вязью в уголке,
объединив два разных алфавита,
слова на арамейском языке,
уже не помня, видимо, иврита.
* * *
Ветер. Ночь. Забор. Качели.
Снег. Чугунная ограда.
Я стою почти у цели —
в трёх шагах от снегопада.
Лампа светит еле-еле,
гаснет без предупрежденья…
Я стою почти у цели —
в трёх шагах от пораженья.
На стене — фарфор из Гжели,
сувениры из Торонто…
Я стою почти у цели —
в трёх шагах от горизонта.
Новогоднее
Проснуться ночью на веранде,
нащупать под диваном хенди,
поговорить с Махатмой Ганди
или глотнуть немного бренди,
и, к рюмке наклонившись резко,
вдруг вспомнить об Отце и Сыне,
или вернуться к Ионеско,
что мирно дремлет на камине.
Входите, лысая певица!
Уже звучит «Полёт валькирий»…
Что только ночью ни приснится
в чужой неприбранной квартире.
* * *
Прощай, просодия ветвей!
Мне больше музыки не надо.
Над бедной родиной моей
звучит мелодия распада.
Прощай, забытая свирель,
я слышу музыку иную,
она за тридевять земель
колеблет ось и твердь земную.
Поэты
Эмилю Голубу
Друзья, прошу, не исчезайте,
не уходите насовсем,
стихи печальные читайте
или отрывки из поэм
и говорите, говорите
ночь напролёт, пока звезда…
Но только сердце мне не рвите,
не уходите навсегда.
Дорожные зарисовки
* * *
Кто там с ветром говорит,
звук роняет горловой?
Гуттаперчевый Майн Рид,
всадник с плёткой дождевой…
Звёзд рассыпанный конвой,
словно гравий — по песку.
Дождь июньский дрожжевой
уместившийся в строку.
* * *
Это осень, нырнув за калитку,
разбросав по околицам хлам,
примеряет двустволку навскидку
и стреляет по чёрным стволам.
Проступает из тьмы позолота,
погружается в золото лес.
Выплывает из-за поворота
ярко-красная кромка небес.
* * *
Всё больше склоняюсь к молчанию…
Осенние торжества!
Растерянно и печально
с деревьев летит листва.
Серебряной стала трава.
Всё реже, всё как-то нечаянней
роняю чуть слышно слова
и вновь погружаюсь в молчание.
* * *
Уже не верю ни словам, ни птицам,
ни горьким снам, ни горькой тишине,
ни музыке, что скоро прекратится,
но до сих пор ещё звучит во мне…
Пригород
I
Невзрачные дома,
неровные заборы
не помнят моего лица.
Здесь жили проститутки, воры —
вино и драки без конца.
И я, как гость иногородний,
приехавший из дальних мест,
иду к знакомой подворотне
и дальше — в нищенский подъезд.
И сотни европейских улиц
мне не заменят той, одной,
где мы навеки разминулись,
случайно встретившись с тобой.
II
Здесь дом стоял, а там стоял сарай.
Я приезжал нечасто, раз в полгода.
В те времена ещё ходил трамвай
от кладбища до молокозавода.
Всё как тогда — сажусь в пустой вагон,
не торопясь, талончик отрываю,
гляжу на двух задумчивых ворон
и жизнь свою зачем-то вспоминаю.
III
Кусты крапивы вдоль забора,
заросший жимолостью сад…
Я знаю, что вернусь нескоро,
хоть я ни в чём не виноват.
А память — Альфа и Омега —
уже рисует на холсте
подобье ангельского снега
на позолоченном кресте.
Памяти Мандельштама
27 января 1837 года в районе Чёрной речки состоялась дуэль между Пушкиным и Дантесом.
27 декабря 1938 года в лагере «Вторая речка» умер Осип Мандельштам.
I
Церковная хрупкая свечка
горит и горит, не сгорая…
Зловещая Чёрная речка
и чёрная речка Вторая.
Монету — орёл или решка —
подбросил, со смертью играя…
Зловещая Чёрная речка
и чёрная речка Вторая.
Плохая, должно быть, примета —
играть рукояткой узорной
упавшего в снег пистолета
на речке январской и чёрной.
Нечаянный выстрел, осечка
и эхо вороньего грая.
Зловещая Чёрная речка
и чёрная речка Вторая…
II
Не чуя огромной страны,
он бредил ключом Ипокрены
и видел кровавые сны —
грядущие казни, измены.
Он был собеседник ничей.
И вот отыскалось местечко —
болотистый мутный ручей,
Вторая, декабрьская, речка.