Изображение: Adobe Stock_Re Gara

Стихи о карантине, ковиде, масках, изоляциии и прочих превратностях жизни нашего поколения – от авторов „Берлин.Берега“. Будьте здоровы!

Содержание:
Александр Дельфинов, „Эпидемия“
Елена Иноземцева, „Из мест, куда…“, „Lockdown“
Дарья Ма, „какой-то сюрреализм“, „Заражение…“, „Переходим в онлайн…“
Юлия Пикалова, „Считалочка на сон“
Александр Ланин, „Триаж“
Михаэль Шерб, „карантинное детство“
Ася Анистратенко, „Во сне я целовалась…“, „проснулись в том же воздухе…“
Женя Маркова, „Лето проходит…“, „nach dem Lockdown ist vor dem Lockdown“
Надия Теленчук, „У ногтей отдирая кожицу…“
Григорий Аросев, „Альденте“

Наверх

Александр Дельфинов

Эпидемия

Пограничник в медицинской маске спросил мой паспорт,
«Александр Александрович, – говорит, – снимите очки».
А мог бы на пол, например, повалить и пустить газ в рот,
В наручники заковать и подвесить на стальные крючки.
В хорошее время живём, дамы и господа!
Его называю вегетарианское время я.
Не отнимают имущество, не убивают так запросто, как в средневековье. Да,
Всё было б совсем хорошо, если б не эпидемия.

Коридор зелёный, таможенники жужжат, как жуки,
«Молодой человек! – это мне. – Поставьте чемоданчик на ленту!»
Будут обыскивать. Работают мужики!
Нелегко на Руси иностранному-то агенту.
«Запрещёнка есть в багаже? Вот это что?»
«Ой, не знаю, это не моё!» – делаю вид, что не в теме я,
А сам что-то хрупкое нащупываю в кармане пальто,
А где-то далеко, но не так уж и далеко – эпидемия.

Ой, какой у тебя классный планшет! Круче чем айпед!
А это что, новый модный стилос?
Нет! Ну, что вы, нет, конечно же, нет,
Это пробирка, а в ней – смертельный вирус.

Где-то далеко, где-то далеко остроконечный белок
Цепляется к рецептору – нет смысла бежать в аптеку.
Апчхи! Апчхи! Но не спасут врачи, а вирус летит лёгко
От человека к человеку.

В джунглях густых, где сипло дышит пожилой носорог,
И хилого крокодила топчет разъярённый гиппопотам,
Маленькую летучую мышь ты бы разглядеть не смог,
Но именно она, как призрачный демон, витала там,
А жизнь между пальм и лиан шла своим чередом,
А что случилось потом, на то есть разные мнения,
Но мышь разносила вирус, а у вируса был геном,
Который мутировал, и началась эпидемия.

Вася жил в моём доме на двенадцатом этаже,
Пока мама была жива, ещё кое-как справлялся,
Но дни год за годом сыпались, как из жестянки драже,
Мама умерла в конце 90-х, а вскоре и сам Вася
Как-то заметно сдал, выглядеть стал неопрятно,
Соседи шутили: сорок лет мужику – а вроде растения…
Вскрыли через год квартиру, а он там лежал, говорят, но
Вася просто сдох, а нас убьёт эпидемия.

Думал, во мгле разглядел огни я,
А это атипичная пневмония.
Янаки, Ставраки и папа Сатырос
Везут новый вирус.

Где-то далеко, где-то далеко пены на улицы натекло,
Химзащита, местность зачищена, взорван мост через реку,
Апчхи! Апчхи! Но не спасут врачи, а вирус летит лёгко
От человека к человеку.

Инфлюэнца моя, инфлюэнца,
Ты чужое не бери полотенце,
Можешь руки умыть, мой милый,
Зацветёт укроп над могилой.
Серый голубь упадёт с хрипом,
Всех детишек заразит гриппом,
Видишь, гриб над городом вырос,
И шагает по телам вирус.

Лихорадка моя, лихорадка,
С ядовитыми стихами тетрадка,
Днём с огнём не ходи зажжённым,
Не общайся со мной, заражённым.
Обнималась с дураком дура,
Поднималась температура,
Пар из дырочки – скоро крышка,
Лихорадка, кашель, одышка.

Апчхи! Апчхи! Что за сырость?
Это не сырость, это новый вирус.
Кхе! Кхе! Кхе! Все умерли, это мне приснилось?
Нет, не приснилось, это новый вирус.

По больнице в среднем нынче полный восторг,
Слева киборг ржавый, справа вздувшийся орк,
Не вступай, родной, с медсестрой ты в торг,
Доктор выпишет, выпишет, выпишет прямо в морг.
Пациентов-то всё больше, больше, больше и боль-
Шевелись, копай, гробовщик, тебя ждёт премия!
Если тролля покормили, значит, сыто рыгает тролль,
Если жгут мертвецов, значит, эпидемия.

Где-то далеко, где-то далеко, а впрочем, не так уж и далеко,
Прямо здесь с пробиркой в руках шёл пацан к успеху.
Треснуло стекло, что-то потекло, и вирус летит лёгко
От человека к человеку.

Если все умерли, значит, проклял бог их?
Нет, это просто воспаление лёгких.

Наверх

Елена Иноземцева

* * *

Из мест, куда хотелось бы вернуться,
один есть городишко затрапезный:
Уранополис – петухи и море,
монахи в долгополых чёрных рясах,
гречанки молодые – Афродиты,
рождённые пивной эгейской пеной.
Вернуться бы опять в Уранополис…
Снять маленькую комнату под крышей,
прожить там месяц или два… а может
и вовсе на подольше задержаться…
конечно, когда кончится корона,
и снова оживятся переулки
(сейчас они похожи на картины
Де Кирико – на них лишь свет и тени
с тревожащим сознание подтекстом).
Но скоро всё закончится, и значит
корабль под белым парусом подходит
Тезей вернулся, в небе – Ариадна,
на горизонте – в облаках – Афон…
Сей сад земной принять как утешенье.
Пожить подольше, да и поработать,
Конечно, если там вай-фай хороший,
иначе ведь ни жизни, ни работы…

Lockdown

Сварить суп
Сварить суп
Суп сварить
День начинался так хорошо
Посмотри за окна
Суп сварить
Сварить… подумай
Там за окном
Небо стало лиловым
А как хорошо начинался день
И всего делов-то:
Суп сварить…
Ничего. Сварю завтра.

Наверх

Дарья Ма

какой-то сюрреализм

какой-то сюрреализм
вирус, пожалуйста, обнулись
давай всё начнём сначала
мы сделаем всё, как нам сказали,
вот до чего до-жи-ли.
вирус, уймись
ведь дети ещё не родились
весь этот катаклизм
мы же можем держать под контролем
это же не небесное тело
в «Меланхолии»
мы же ещё не полетели в Париж, в Венецию
не выступили на конференции
не среди онлайн-коференций
интересно,
будет снова время, когда без страха
можно будет есть
в любимой забегаловке
ездить в общественном транспорте
держаться за поручни без перчаток
без паники
неужели когда-нибудь будет без паники?
мы наплевали, всегда плевали на все
и выживали
никогда не задумываясь о том что по глупости нашей кто-то умирает
по цепочке
очень
страшно
почему никто не учил
почему сейчас это вдруг стало важно и раньше не было важно?
ваши
новости мы не смотрим
пейте и расслабляйтесь,
смотрите бесплатные трансляции,
не забывайте о социальной дистанции
максимальной изоляции
да, даже друг от друга
ты же не хочешь чтобы кто-то умер оттого что ты хочешь целоваться?
только икону целовать и мощи
это безопасная мера
это мера безопасности
прекрасно!
но вам же проще
у нас-то закрыли все церкви, мечети, храмы
никто нам не проведёт прямую трансляция в инстаграме
тема закреплённая
программа
борьбы с коронавирусом
Господи дай нам исцеление
а мы не подведём
будем любить ближнего
будто только вчера узнали о нём,
может быть, ещё в русских магазинах остались иконы
вот что надо было затаривать вместо бумаги, идиоты
людям всегда надо верить во что-то!
не в икону, так в то, что отменят работу
в то что справимся победим
полетим увидим обнимемся
поедим любимое и с любимыми
а как же горячий песок и холодная Атлантика Португалии
а как же закат в Италии
нам отменили все и сказали чего не будет
а что будет так и не сказали
застряли самолёты
в Риме на улице спит кто-то

* * *
заражение
мы все заражены
все принесены в жертву
все прощены
все отомщены
все принесены на алтарь
царь небесный
нас не пускают в церковь больше
а в наших домах
всё пугливыми молитвами пропахло
мы все заражены страхом
смущены паникой
сгущены краски
смешаны
свежие мы возрождаемся из пепла заражения
мы заражены движением
вокруг своей оси
Господи на небеси
как ты поможешь нам
если мы сами не можем себя спасти
прости
нас за это поражение
перед заражением
ведь не может быть креста тяжелей чем можем нести

* * *
переходим в онлайн
теперь всё можно посмотреть на экране телефона
не унываем, самообразовываемся
браво, корона
можно пойти на Бродвей, а можно через экран целовать иконы
смотреть на зверей
прямые трансляции из зоопарков животных в клетушки людей.
друг другу говорим прорвёмся
и прорываемся словно гряда волдырей
и гноем течём
разговоры ни о чём
когда карантин с Ausgangssperre будет введён
туалетная бумага у вас почём
всё нипочём
нам всё нипочём
всё равно же рано или поздно умрём
сейчас-то переживать чё
это же просто вирус не страшнее чем грипп
ты же не плачешь над умершими от тифа
от рака сегодня умерло больше
это тебе не в счёт
горячо кому-то в койке сейчас
и не подержат за плечо
не поцелуют плачущий глаз
когда будешь умирать
что, если танцевать
в этом мире без дискотек
что если выживать
представь
подставь свои руки
под мои слёзы
и умоешь их лучше чем санитайзером или мылом под Happy Birthday
за 20 секунд
скуд-
ная забота
суд
человеческий или суд божий
похоже, что мы везде не правы
похоже, что мы везде только для забавы
а как они справятся
интересно
неизвестность известная
пугает больше, чем неизвестная известность.
в этом мире без дискотек дай мне танцевать
дай мне писать
дай мне беситься
носиться по воображаемому песку
я буду онлайн петь
онлайн жить
онлайн вставать утром
и онлайн вечером гасить свет
онлайн я буду бояться что отключат интернет
за то что много онлайн
что часто онлайн
что мы перешли в онлайн
что мы теперь собираемся больше чем по двое и в онлайне гуляем
что у нас нет с собой паспортов
и по трое можно только семьёй
а мы друг другу никто
три прописки три имени
три аккаунта в интернете
три юзерпика
три последовательности букв которые ничего не значат
три города
три национальности
трое без национальности
без онлайн
без имени
без паспорта
без разрешения
без смысла
без цели
без понятия
бессознательно
без надежды
без одежды
иногда сложней чем без интернета

Наверх

Юлия Пикалова

Считалочка на сон

Снова в жертву, как ягнёнка,
Темя жизни принесли
Мандельштам

В чёрной, чёрной комнате…
Из детских страшилок

Ничего не говори мне!
Вот и первая строка:
Между Сциллой и Харибдой
Проплывают облака.

Под простынкой обнажённым
Человек лежит и ждёт.
Над пространством прокажённым
Пролетает самолёт.

Все заданья нынче – на дом.
Забиваемся в нору
И спрягаем, коли надо:
«Ты умрешь и я умру».

На немецком, на иврите,
С крошкой-сыном и отцом –
«Да и Нет не говорите
И не трогайте лицо».

И пускай течёт с экрана
Сводок чёрная река,
Апокалипсису – рано.
Не сегодня. А пока –

Без усилия, без плана –
Полпоэмы на столе.
Спи давай, моя Светлана.
Что нам делать на земле.

Тревога

Издалека, невинно, понемногу
По воздуху вливали нам тревогу,
Пока мы не исполнились её.
И вот уж лёгким нелегко дыханье,
И чей-то вдох похож на издыханье,
А если повезёт – на забытье.

Испугом переполнено по горло,
Живое закрывается покорно.
А я усну, и будут сны легки,
И озеро удваивает горы,
И золотом ссыпающийся город,
И Скорой голубые огоньки.

Карантин

Ты царь: живи один.
Пушкин

Проснуться лет чрез сто.
Саша Чёрный

Один. – Отрезан. – Некому отдать
Клубящуюся нежность.
Не с кем плакать,
шутить, гулять.
Но полнится тетрадь,
И сладостна плодов словесных мякоть.

Один.
К чему близнец? Ведь время – вор
Для бренного, ведь человек – калека… –
Когда он может гордость брать у гор
И озеро любить как человека.

О чём вообще поэту горевать,
Дичая в заточении деревни,
Когда он может губы согревать
Глаголом упоительным и древним?

Наверх

Александр Ланин

Триаж

Со своей свечой не ходят, куда не велено.
Стучу по дереву, тру по воску.
Медленно, нехотя, но уверенно
Из-за кустов появляется труповозка.
Как будто старую плёнку перемотали.
И даже пресса, как никогда, прохладна.

Это в Италии, братцы, это в Италии.
А у нас всё ладно.

Подумаешь, два века закоротили,
Какие-то там графики и картинки.
Посидишь недельку на карантине,
Саменишь валентинки на карантинки.
Плакаты «мой руки» в цеху на заводе висят,
В офисном бункере степлеры мышь хоронят.

Это кому за восемьдесят, за восемьдесят,
А нас не тронет.

Где-то в детской по стенкам бегает Соник,
Чтобы не разбудить, ступаю на половицу.
Мне половина от завосемьдесят – засорок,
Значит и умирать наполовину.
Из труповозки люди в испуге выбегут,
Маски наденут, поржут, до дома подбросят.

Это меня не выберут, нас не выберут,
А вас не спросят.

Наверх

Михаэль Шерб

карантинное детство

Подождите немного. Совсем ведь немного осталось,
И пройдут карантинные дни.
И уйдут неизвестность и страх, и вернётся усталость,
И тогда мы поймём наконец-то, что были они
Из счастливейших дней нашей жизни, нежданным наследством,
Неожиданным детством,
Когда неизвестный Большой
Разрешил насладиться последней бесснежной весной,
Повелел нам остаться в закрытом снаружи дому,
Опасаясь чего-то, понятного только ему.

И тогда, оказавшись как будто в далёкой эпохе
Безнаказанных шалостей, мы
Под взаимные охи и вздохи,
Про себя восторгаясь, что пали бесплотные стены тюрьмы,
Возмущались притворно, грустили и били на жалость,
Но взахлёб наслаждались
Пёстрой вольницей жизни. Избавлены от кутерьмы,
От сети обязательств,
От рваной котомки работы,
Мы бездумно бросались
В запретные водовороты
Наших снов сокровенных, подавленных наших желаний,
В полусонное счастье совместных закатных камланий.

Мы заплатим за всё –
За отсутствие пут и оков,
Мы заплатим за всё –
До зияющих ртов кошельков,
До шершавости рук,
Неспособных держаться за грани обрыва,
До потёртости брюк
Мы заплатим – и скажем спасибо!

Мы заплатим за всё, и с лихвою заплатим – потом.
А пока пусть весна прорывается сквозь чернозём
Наших жизней, сквозь лица, сквозь наши нелепые сны.
Карантинное детство продлится. К концу карантинной весны
Мы почти что больны и едва ли способны ходить,
Но уже созидаём миры, – и они высыпают, как сыпь
На сияющей коже грядущих неведомых дней.
Карантинное детство – взросление новых людей.

Наверх

Ася Анистратенко

* * *
во сне я целовалась с человеком,
с которым целоваться не хочу.
мне было неприятно и невкусно,
но это было нужно для любви:
для полноты истории про чувство,
а значит, косвенно и для искусства.

потом ему не нравился мой лифчик,
который увеличивает грудь.
он говорил: «смотри, какие плечи!
вот то, что нам так нравилось в тебе».
простите, «нам»? могло ли так случиться,
чтоб с другом обсуждал мои ключицы?

он ехал к младшей дочери домой,
в какие-то, допустим, Озерки.
автобус вёз по искажённой карте,
нам было всем и по пути, и нет.
мы вышли на тенистой остановке,
и стало всей компании неловко.

(там были люди с давешних работ,
придуманные мной по большей части,
такая Ленка — про неё во сне
я думала «как дочка Умы Турман».)
а наш герой уже успел напиться
и говорил, не мог остановиться,

и говорил, вот вы ко мне пришли,
пришли бухать, но не снимали маски,
одна она — и палец на меня —
одна она. опять одна она.
такие вот перед лицом ковида
смертельные рождаются обиды.

он наконец ушёл, не очень твёрдо
переставляя ноги по пути,
а я смотрела в дорогую спину
и градусник держала под рукой.
там было, кстати, 37 и 2,
и у меня шумело в голове.

а дальше сон сливал уже себя.
какой-то поликлиники предбанник,
анализы, анализы, обед,
тугой халат дежурной медсестрицы.

и то ли я пересмотрела телек,
а то ли реализм и сторителлинг.

* * *
проснулись в том же воздухе чумном
не освежившись ни вином ни сном
реальность за ночь к нам не потеплела
не откатила в сохранённый вид
мы цифры нарисованные мелом
на госпитальной деловой стене
весна пустую улицу весне
читатель ждёт что я скажу ковид

а помнишь эту станцию метро
где каждый кто с каким пришлось ведром
последний предвоенный день помпеи
кто с глобусом кто с книгой петухом
вот так и мы но дышится лёгко
и маску нацепив как портупею
мы можем выйти и войти в мементо
и кто с каким застыли инструментом
а я и не умею ничего

ни петь ни говорить ни рисовать
красиво в интернете танцевать
умею одуванчик одувать
а больше не умею ничего

здесь никогда не будет город-сад
но может быть далёкий адресат
немного не уверенный в подарке
услышит слово только для него
и на чуть-чуть поверит что его
любили на земле любили жарко
тепло любили много и свободно
откуда взять такой любви и воли
у нас в культуре северных народов
при жизни не приветствуется что ли
мужья и жёны смотрят напряжённо
и лишних осложнений не хотят
а я перед лицом всей этой жути
невидимо пускаю парашюты
они летят

Наверх

Женя Маркова

* * *
лето проходит крадучись
мимо меня
на цыпочках
я его не заметила
я его не поймала

лето стоит не двигаясь
в скверике на коленях
шепчет склонясь
барух ата
божежтымой
иншалла

лето сидит в автобусе
в хлопковой мятой маске
в сумке черешня с вишнею
липко друг друга лапают

лето лежит
на Балтике
метр пятьдесят до радости
осень могилки выроет
острой бесшумной сапою

nach dem Lockdown ist vor dem Lockdown

мы пойдём обниматься на душные пати
после локдауна
после локдауна
все скажут: «ну хватит»
мы крикнем: «не хватит!»
после локдауна
после локдауна
в самой старой прокуренной раухеркнайпе
будем пить кальвадос
как герои Ремарка
и в Тиргартене между бездомных и зайцев
вдруг взметнется во тьму
Триумфальная арка

мы не будем грустить
поминая былое
после локдауна
после локдауна
мы спаслись от потопа
мы в лодке у Ноя
после локдауна
после локдауна
полетим в Лиссабон
на Бали, в Мелитополь
после локдауна
после локдауна
и на море уедем
ночным автостопом
после локдауна
после локдауна

ждать осталось неделю
а может быть месяц
до весны
до открытия Бера
декаду
а пока мы заляжем
в условленном месте
будем слушать и слушать
как плачут цикады

Наверх

Надия Теленчук

* * *
У ногтей отдирая кожицу,
Я пытаюсь найти грань боли.
В жизни я не была заложницей –
А теперь вот: сама с собою.

Громкий мир затихает к вечеру,
Если новости выключить – раньше.
Мне бранить себя, в общем, нечего,
Но и незачем трогать раны.

Мировое больное зеркало –
Словно пауза, словно правда –
В душу лезет опять с проверками.
Мы противимся: мол, не надо.

Мы противимся, мы противимся –
Отражению ли напротив?
И жалеемся, что рутина вся
Плохо скажется нам на плоти.

А на духе? А на характере?
Никому до того нет дела?
Вроде, есть. Но потом на практике:
Снова к лету не похудела.

И внутри сто вопросов просится –
И вокруг тысяча ответов.
Я всё дальше сдираю кожицу:
Лишь проверка иммунитета.

Сухость пальцев спиртово-мыльная
Не влияет никак на почерк.
Убеждаю себя, что сильная.
Так чего же ты, правда, хочешь?

Наверх

Григорий Аросев

Альденте

С утра проснулся: каркали ворóны,
и с шумом кто-то мусор бросил в бак.
Проходит лето имени короны,
весь мир – больница (раньше был кабак).

Рукой подать – но не укусишь локоть,
ты лебедь, я давно усохший гусь.
Но сквозь абсурд и давящую копоть
сбежать к тебе я не остерегусь.

Мы новых правил кроткие клиенты,а
скрывают нас очки и парики…

Ты поцелуй подаришь мне альденте –
и мы исчезнем, смуте вопреки.

Наверх